— Потому что хочу, чтобы ты ответил на вопрос.
— Нет, я с ней не говорил.
— А как насчет почты?
— А-а, почта. Может быть. Я ей посылал сообщение. Может быть, именно в тот день.
— Ты состоял в переписке с Хелен Смарт?
— Не было никакой переписки. Я просто отправил ей сообщение.
— А это не одно и то же?
— Наверное, почти что.
— Зачем ты написал ей?
— Чтобы сказать, что ей нужно работать со своими демонами. Что нужно найти мир в душе.
— Понятно. Она ответила?
— Сказала, что работает над этим.
Ньюсон встал.
— Спасибо за пиво, Роджер. Звони.
— Когда этот парень позвонит тебе, Эд, возвращайся сюда. Я же сказал, что знаю его.
— Да, и я тоже, — ответил Ньюсон. — В прямом смысле этого слова. Я правда его знаю.
— Неужели?
— Да, видишь ли, Кристина Копперфильд наговаривала мне сообщение по мобильному телефону, когда ей в дверь позвонил убийца. Она посмотрела в глазок и, увидев его, завершила свое сообщение словами, из которых ясно следовало, что мы оба знаем ее посетителя. — Он очень внимательно смотрел в лицо Джеймсона, выискивая хоть малейший признак страха или паники.
— Что ж, полагаю, она не сказала, кто этот парень, иначе бы ты его уже поймал.
— Не сказала. Но кто бы он ни был, этот убийца, Роджер, я его тоже знаю.
Ньюсон пошел к выходу, пытаясь шагать как самый настоящий, уверенный в себе, контролирующий каждое движение полицейский.
Когда он дошел до двери, Джеймсон снова заговорил:
— Знаешь что? Думаю, может, этот парень делает всем большое одолжение, убирая мусор, что-то вроде нашей работы в Нью-Йорке, отсутствие терпимости. Как насчет отсутствия терпимости к тиранам, а? Я видел достаточно дерьма, чтобы понимать, что недостаточно просто заламывать руки и говорить, как все ужасно. Иногда с этим нужно что-то делать.
Опять эта фраза. «С этим нужно что-то делать».
Фраза Хелен. И Роджера. Хелен Смарт. Роджер Джеймсон. Неплохая команда. Один тиран, одна жертва, одна школа. Школа Ньюсона.
Ньюсон знал их обоих.
Хелен Смарт никогда бы не попала в дом Фарры Портер или Энджи Тэтум, но может, это удалось бы Роджеру Джеймсону. Большому, симпатичному американскому копу. Возможно, он убедил бы их впустить его. С другой стороны, Роджер Джеймсон вряд ли вызывал в таком человеке, как Адам Бишоп, что-нибудь, кроме опасений и сомнений, в то время как задорной, сексапильной малышке Хелен удалось бы завоевать его доверие. Может быть, за дверью Кристины Копперфильд стояли два человека, когда она делала свой последний телефонный звонок? В этом случае она бы действительно могла рассказать Ньюсону что-то удивительное.
На следующее утро Ньюсон снова поехал в Манчестер, где у него была назначена встреча с Марком Пирсом в спортивном клубе «Фэллоуфилд». Он сел на поезд в 6:55 с Юстона и, как всегда с удовольствием позавтракав в вагоне, подумал, что уже можно позвонить Роду Хейнзу, патологоанатому из Манчестера. Трубку взяла женщина.
— Доктор Кларк?
— Кто это? — подозрительно спросила она.
— Эд Ньюсон. Я звоню доктору Хейнзу.
— А, ну да, конечно. Не стоило мне брать трубку… Просто дети, знаете ли. Я дала им его номер. — Она была явно смущена. — Я его позову. Еще очень рано, инспектор.
— Да, я знаю, простите. На самом деле мой вопрос по медицинской части. Скажите, если человек получил не очень серьезную неврологическую травму в молодости — и при этом пострадал мозг, — могло ли это сказаться в дальнейшем?
— Это трудный вопрос, инспектор. Что вы называете не очень серьезной травмой? И что значит «сказаться»? Физически? Умственно? Психологически? Каково было повреждение мозга? Как его лечили? Было ли лечение эффективным? Вы же видите, инспектор, что ваш вопрос непростительно неточный.
Изменение жизненных обстоятельств никак не повлияло на остроту ума доктора Кларк.
— Хорошо, четырнадцатилетнего мальчика много раз в течение часа бьют по голове книгой, в результате он почти теряет сознание. Его лечат в больнице от повреждения мозга, и затем он месяц лежит в постели, но еще несколько лет после этого страдает головными болями. Как вы думаете, это может сказаться через пятнадцать лет?
— Конечно, может! Это так или иначе будет сказываться всю жизнь!
