Я, вполуха вслушиваясь в бабушкино бормотание (там было и насчет курицы, и насчет всего прочего – об этом потом), исступленно возилась у взломанного ящика, а после, забыв обо всем на свете, упивалась романом в письмах.
В нем был долгожданный ответ на постоянно задаваемый вопрос: что было до всего?
Ну, до всего – до того, как появилась Земля, Луна, Солнце, звезды, еще до курицы и бульона, до громоздящихся одна на другую пятиэтажек, до сгущающихся осенних сумерек, до жесткого папиного топчана, до бабушкиного бормотания там, на душной кухне, до сломанного, застрявшего в замке ключа, до моего преступления и последовавшего за ним наказания (а вы как полагали?), несерьезного, впрочем (ну, как ты могла? как? Чужие? Письма? Читать? не говоря уже о ящике?) – еще до всего, что случилось тогда и должно было случиться после…
Любовь, – именно она, – до звезд, луны, бульона и курицы, – как начало длинной-предлинной истории, в результате которой на свет появилась я, потное, виноватое, взъерошенное существо со стиснутыми кулаками, еще минуту назад потрясенное великим открытием, пожалуй, самым значительным в жизни.
