Грэм кивнул. Именно так он всегда и считал, если вообще когда-нибудь об этом задумывался.
– Нет. Вообще нет. Эти хреновы эксперты, по крайней мере некоторые из них, говорят, что отчасти это примерно так. Беда в том, что есть еще несколько слоев другого цвета или что там, не придирайся. Часть этих долбаных клеточек вкалывали как зайки все эти годы, работали над впрыском горючего, над застежками, над договорами с издателем и прочее в этом духе. Они нормальные, они вполне социально приемлемые. Но другая команда клеток, притом что они надрывались тысячи лет, пытаясь выбиться в люди, – трахались между собой на свой клеточный манер, подтягивались по утрам, ходили в спортзал, – они обнаружили, что это все не работает. Не работает, и все тут. У них не те гены, или что там у клеток. Они достигли вершины как смогли, и стало понятно, что, в общем-то, они довольно тупые. Ну, им это о’кей – в смысле, идти-то им все равно некуда. Они не ходят на танцы по субботам, правда? Они там только для того, чтобы все в нашей жизни расхерачить или не расхерачить, как сложится.
Джек сделал паузу. Такие паузы в историях ему нравились. Так он чувствовал, что он не просто писатель, но – как часто, но, с его точки зрения, все равно очень редко писали в рецензиях – прирожденный рассказчик. Один рецензент как-то написал: «У Лаптона можно верить и рассказчику, и рассказу». Он послал ему ящик шампанского.
– И в результате они нас таки расхерачивают. Потому что эти товарищи, этот второй эшелон – те, кто контролирует наши эмоции, заставляет нас убивать людей, трахать чужих жен, голосовать за тори, пинать собаку.
Грэм внимательно на него посмотрел:
– То есть это не наша вина?
– А! Этого, друг мой, я не говорил. К этому меня не склонить. Я готов тебе написать целый том об этом, но если хочешь, чтобы я об этом заговорил, – ну, для начала я за это слишком дорого беру по твоим меркам. Это университетский уровень, научный обмен.
– Так что?
– Так что?
– Так что – как по-твоему, это все правда?
– А. Ну, не знаю. Вряд ли. В смысле, я просто подумал, что это интересная гипотеза. Может, от нее тебе станет легче. Даст возможность подумать о своем черепе иначе: один слой Очкариков, два слоя Амбалов. Почему бы им не сработаться, спросишь ты, почему они не сядут за стол переговоров под предводительством какого-нибудь мозгового У Тана[25] и не придут к согласию? Почему Амбалы постоянно расхерачивают все достижения Очкариков? А? Казалось бы, Амбалы должны понять, что это в их интересах – втянуть свои крошечные головки, не раскачивать лодку…
– А ты что думаешь? – с искренним интересом спросил Грэм.
– А! – Пока Джек гнул свою ооновскую линию, небольшой отсек его мозга работал и над этим. Какой вариант окажется лучше остальных? Что хочет услышать Грэм? – Ну, мой взвешенный ответ – наверное, нет; это мой взвешенный ответ.
Он встал, прошелся как бы в поисках сигареты, вернулся, крутанулся вокруг своей оси на одной ноге, пёрнул и пробормотал, «обнаружив» пачку на ручке кресла:
– Отвечает ветер буйный, он же Джек Лаптон.
Он просиял; это он вытащил еще из одного отдела своего мозга, совсем крошечного, вероятно занятого Амбалами, но для каламбуров полный контроль и не требовался.
– Мой взвешенный ответ состоит в том, что для немногих людей это может быть и так, – считается ведь, что у преступников есть дефектный ген; у них в мозгу что-то слегка коротит, и, глядишь, они опять вытаскивают полосатый свитер и мешок с надписью «КРАДЕНОЕ» из чулана под лестницей. Может быть, это так для всяких выродков. Но для большинства людей? Большинство людей не убивают других людей. У большинства людей Амбалы прижаты к ногтю, так я тебе скажу. Большинство людей держат в узде свои эмоции, так ведь? Это непросто, но это так. Ну, во всяком случае, контролируют в достаточной мере, да, а речь же об этом, мы же об этом говорим. И, не вдаваясь в неврологические объяснения, я бы сказал, что либо второй эшелон отлично знает, как ему рыбку съесть и все остальное, либо староста очень хорошо понимает, как с ними обращаться.
– Но при этом ты трахаешь, как ты выражаешься, чужих жен.
