— Черт! Она все-таки сделала то, что обещала.
Он хотел вскочить с кровати, но Иварр накрыл его кулак своей широкой жилистой рукой, сжал его и твердо посмотрел ему в глаза.
— Успокойся. Не заставляй меня снова принимать жесткие меры. Если гном прав, она вернется. А тебе сейчас нужно восстановить силы. Ты пять дней на зельях держался.
— Ладно, — буркнул паладин после долгого молчания, — что там у тебя? Небось, бульон из потрохов?
Иварр посмотрел на Касавира строго, как учитель на непослушного ученика.
— Тебе сейчас окороками нельзя объедаться, сам знаешь. Так что, не ворчи и ешь, что даю. Смотри, чтобы и от этого не вывернуло. А я пойду, проведаю других пациентов.
— Кого? — Спросил Касавир, открывая горшочек с бульоном и недовольно принюхиваясь.
— Сэнда и Кару.
Касавир закрыл горшочек и удивленно посмотрел на Иварра.
— Так они живы?
— Да, мы успели их спасти. В том, что Сэнд поправится, я не сомневаюсь, хотя он еще плох. А Кара… сам не знаю, что с ней. Все цело, ни царапины, здоровью позавидовать можно. А воли к жизни нет. Растение. Мы ее поддерживаем пока. Ждем выздоровления Сэнда. Как я понял, они друзья.
— Угу. Не разлей вода.
— Может, это ей поможет, — заключил Иварр и вышел из комнаты.
* * *
— Собака.
— Какая собака, посмотри, это же лев.
— Где ты видела таких львов? Это собака… нет, теперь это дракон.
— Ниваль, ты ни хрена не понимаешь. Это же заяц с отгрызенным ухом.
— А кто ему ухо отгрыз?
— Лев.
— В жизни не слышал подобной чуши!
Они лежали рядышком на берегу прозрачной горной речки и смотрели в небо. Сначала они ничего не видели и не чувствовали. Постепенно пространство вокруг них стало наполняться красками, запахами и звуками. Появился запах земли и пряный аромат травы — такой горьковатый, с привкусом увядания. Потом спина стала ощущать неровности, тело почувствовало уколы мелких камешков и жестких травинок. Пронесся ветерок, чуть задев их, как гигантская бабочка нежным крылом. Пяткам стало колко и холодно. Они почему-то были босые. А потом они увидели по-зимнему бледное ясное полуденное небо с ползущим прямо над ними облаком, из которого ветер лепил все, на что у него хватало фантазии. И услышали голоса друг друга.
— Ну, а теперь что?
— Кружка, полная пива.
— Нет, эля.
Эйлин подумала немного и миролюбиво ответила:
— Да какая разница, главное, что она полная.
— Хоть в чем-то мы с тобой сошлись.
— Ага, блин, родственные души.
— Черта с два ты мне родственная душа.
Они повернулись, посмотрев друг на друга, и снова уставились в небо.
— Это ты мне черта с два родственная душа, — вздохнув, произнесла Эйлин.
Идиллия была прервана каким-то неприятным ощущением. Холодно. Чертовски холодно. Босые ноги начинают коченеть, а спина совсем заледенела. Они быстро встали и переглянулись, похлопывая себя по бокам и переступая с ноги на ногу.
— Ниваль, что это?
Черная земля, камни и островки жухлой травы были покрыты тонким рыхлым белым слоем. Белые кристаллики были на их волосах и одежде, надо сказать, довольной странной. Ни доспехов, ни оружия. Кроме рубашек и штанов на них не было ничего, да и те выглядели так, словно их месяц не снимали. Щетина на лице Ниваля была минимум пятидневной, и Эйлин, как ни напрягала память, не могла вспомнить, где они были и что делали столько времени. И почему на них ни царапины.
— Глупая, — сказал Ниваль, сгребая пригоршню белого вещества с пучка травы и поднося ее к глазам Эйлин, — это же снег.
Она смутилась.
— Ну, я знаю, что такое снег. Но никогда не видела его так много.
— Естественно, в Невервинтере его не бывает.
— Значит… мы не в Невервинтере? — Эйлин оглянулась. — А где все, где…
Она в ужасе посмотрела на Ниваля.
— Касавир! Боже, они… — ее взгляд потемнел, — они остались… там? Этого не может быть, — она схватила Ниваля за рубашку и стала трясти его, — скажи, что это не так!
Ниваль перехватил ее руки, сжал их и забормотал:
— Нет, конечно, нет.
Эйлин с надеждой смотрела на него, словно только он сейчас мог дать ответ. Мысли, заглушаемые страхом и болью, совершенно отказывались ей подчиняться. А Ниваль хмурился, пытаясь быстро и, по возможности, последовательно сложить мозаику из кусочков воспоминаний. Мозаика получилась яркой, но мало что объясняющей.
