Через два года - призыв в армию. Свет божий, какие мещане наши соседи! Люди хорошие, не злые, но мещане. Нет размаха - вот в чем дело. Музыки не понимают, политикой не интересуются, литературы не знают, говорить не умеют (бормочут), смеются кисло и над глупостями, газет не читают. Интересуются семейными делами, сплетнями, пеленками. Родители обожают делать назидания детям, дети фыркают, каша варится. Узость, нет горизонта у этих людей. Я не знаю: по-моему, у истинно советских людей должен быть размах, увлечения, идеалы! Советские люди не варятся в собственном соку, они интересуются всем новым, они горячи… А эти… исключительно ограниченные люди и, главное, скучны до чорта. Постные. И какая отвратительная манера говорить! Конечно, это объясняется воспитанием, родителями, средой и т.п. - но от этого не легче. И, кроме того, эти соседи просто не культурные. А себя они считают культурными. Они не злые, но глупые. А ну их к чорту! Лишь бы не мешали, а там - как знают. Куда им интересоваться международным положением! Их партия - шкуристы. Куксятся, варят кашицу жиденькую, шушукаются и кривляются. Да, это не коммунисты. Как надоел ор этой девчонки! Возятся неумело с детьми и воспитывать их не умеют. Возможно, что я слишком строг. Все возможно. А завтра - препротивная физика. Скорей бы выходной!
Все это звучит банальновато, но - факт. Интересно, в какой институт пойдет Митька. Очевидно, в Ин-Яз. Интересно, какие у него там будут товарищи.
Дневник N 9 18 октября 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня поругался с Митькой. Я ему позвонил и встретился с ним в 11 ч. 30 мин. у почтамта ул. Горького. Как известно, я взял билет на Чайковского - на него у меня не хватило денег. Как он узнал, что я ему билета не купил, он стал говорить о том, что это "некрасиво", что нужно иметь "солидарность", что лучше было совсем не покупать, что "pour lui, c'est une dйception"1 и т.п. Так он бубнил (вернее повторял: "c'est une deception, c'est une dйception"2 и т.п.) всю дорогу, все время, пока мы гуляли. Наконец мы дошли до Библиотеки иностр. литературы. Он продолжал свои "je ne croyais pas", "dйception"3 и т.п. Мне это надоело - я не переношу сцен, мелодрам и "домашних трагедий". Я ему сказал, что считаю сцену такого рода "hideuse"4, мещанской и буржуазной, что мне это надоело, что сам он совершенно так же поступил бы, как и я, и что я его хорошо знаю, и он никого не обманет своим видом "оскорбленной добродетели". Мы мялись на площади обелиска.
Он продолжал плести свою чушь. Тут я послал его к чертям собачьим и ушел. Он меня дважды окликал, я оборачивался и видел, что этот идиот хочет продолжать в таком же духе. И я ушел, а он пошел в читальный зал. А ну его к чорту! Если он будет мне звонить - тем лучше. Я ему наверняка не позвоню. Я не переношу лицемерия. Возможно, что на этом наши взаимоотношения оборвутся. Скорее всего, он позвонит. Я же наверняка ему звонить первым вообще не буду. Возможно, что он то же самое скажет. Я не переношу сцен и мелодрам - это не в моем духе. Я и обойдусь без него, хотя это будет и неприятно, и трудно. Но пускай Митька не воображает, что меня можно водить за нос. Из-за этого сопляка я лишился бы концерта? - Он с ума сошел, бредит! Просто бэби не дали апельсина, и он плачет.
Я с ним долго возиться не стал и послал его к чорту - и хорошо сделал. Увидим, хватит ли у него выдержки не звонить мне. У меня - хватит. Возможно, что сегодня спросят по физике. Вообще сегодня день довольно паршивый (могут спросить).
Завтра пойдем к Тарасенкову - это хорошо в смысле книг. Как неприятна эта история с Митькой! Теперь я, по-видимому, лишаюсь единственного товарища. Эта история мне глубоко противна и мерзка - она воняет мещанством и обыденщиной.
Противная штука!
Дневник N 9 20 октября 1940 года
Георгий Эфрон Сегодня утром позвонил Митя, и я с ним условился встретиться около Исторического музея. Мы с ним встретились так, как будто между нами ничего не было. Потом поехали в Конц. зал - и он преспокойно купил билет на сегодня, и мы с ним вместе пойдем. Совершенно очевидно, что он увидел, что со мной шутки плохи (когда я просто-напросто ушел), увидел, что мелодрамой и кривлянием меня не возьмешь - и преспокойно позвонил мне, и купил билет - без всякого намека на то, что он мне говорил позавчера. Он попробовал 18-го мелодраматическую манеру, но у него ничего не вышло, и он понял, что просто-напросто потеряет товарища, если будет продолжать себя вести, как идиот. Я здорово рад, что он позвонил мне первый, а не я. Не выдержал-таки! Вчера вечером я и мать были у Звягинцевой - одной поэтессы-переводчицы. Скучновато было, так как говорили о прошлом - муж Звягинцевой, мамин друг, впервые встретился с нею за 18 лет. И муж, и Звягинцева, и знакомая их, которая пришла к ним, и еще одна знакомая, все они исключительно высоко ставят мать как поэта. Сегодня пойдем к Тарасенковым (в 4 часа). Я буду рад взять у него какие-нибудь книги. Хотя, конечно, было бы веселее куда-нибудь пойти с Митькой - но rien а faire - без этого визита к Тарасенковым я не смогу достать книг. A propos1 - очень сильная книга "Tom Jones", но я не смог ее осилить. Митька рассказывает, что познакомился с какой-то девушкой, по имени Jeanne, которая тоже приехала из Парижа и знает все фильмы и песни. И он ей сегодня нес какой-то детективный роман - одолжить. Не знаю, прав ли он, знакомясь с приезжими из-за границы. Она учится в Ин-Язе (Институт иностранных языков). Он думает пойти студентом в этот институт. Я тоже думаю потом туда пойти. Итак, мы сегодня вместе пойдем на концерт. В этом концерте такая программа: 5ая симфония Чайковского, 4й концерт для фортепиано с оркестром Прокофьева и "Поэма экстаза" Скрябина. Как видно, программочка - во (фу, какая гадость, это - во!). Сейчас 2 ч. 30 м. Сейчас я буду завтракать. Теперь я стал хорошо одеваться - и стал элегантным. Каких-нибудь год или два года назад я был очень неуклюж, толст и мешковат. Теперь же я вытянулся, похудел, постройнел, стал хорошо одеваться - и поумнел. Интересно, что я возьму почитать у Тарасенкова. Увидим. Надеюсь, что концерт сегодня будет хороший. Интересно, какой зал и какой оркестр.
