26 мая. Голое дерево с низко подрезанными сучьями показывает кулак.
31 мая. Онорина жила так долго, что ее смерть прошла незамеченной.
Иной раз мне чудятся ее шаги.
1 июня. Я смотрю на природу до тех пор, пока мне не начинает казаться, что все растет во мне самом.
* Всегда начинаешь немного презирать тех, кто слишком легко соглашается с твоим мнением.
* Работа — это иной раз нечто вроде рыбной ловли в местах, где заведомо не бывает рыбы.
12 июня. Раздача школьных свидетельств. Благожелательное солдафонство инспектора. Они говорят: «Воспитывайте нам свободных людей», — но стоит учителю запросить объяснение по поводу плохой отметки, он тут же получает письмецо, где с притворным удивлением и в самых сухих выражениях его призывают к духу субординации.
14 июня. Маринетта неотделима от иголки, как курица от клюва.
15 июня. Учителя. Они произносят: «Господин инспектор» — словно говорят: «Ваше королевское» или «императорское величество».
* Филипп косит сено, но не может сказать мне названия трав. Так как лужок идет под уклон, у Филиппа на правой ноге сабо, а на левой шлепанец, чтобы не поскользнуться. На краю лужка, прямо на земле, лежит его жилет, рядом — молоток и наковальня, чтобы сначала направить косу, а уж потом ее точить. На траве два следа от его ног.
17 июня. От творений Флобера чуть-чуть отдает скукой.
* Праздник тела господня. Он идет к обедне, засунув руки в брюки, но даже ради праздника он не желает потерять ни одного воза сена, и слуги его от зари до зари гнут спину, будто никакого бога никогда и не существовало.
* Я — социалист, но становлюсь свирепым собственником, когда мальчишки швыряют палками в мою яблоню, а я грожусь взять ружье.
18 июня. Изгородь протягивает мне блюдечки своей бузины, надушенной сверх меры.
Я иду, вокруг моей головы толчется мошкара, а голова моя полна пылью мыслей.
Стога сена: стоят целой деревушкой пахучие хижинки; стоят, но скоро исчезнут. Завтра вечером ничего не будет: все свезут на сеновал…
* Китайская пагода папоротника.
* Я буду долго познавать сладость угасания.
* Жизнь всегда была подпоркой моей литературы: стоит мне отойти от жизни, и я валюсь.
19 июня. Я люблю только споры о политике или о религии. Болтовня о литературе меня убивает.
* Я не гнусь, а ломаюсь.
* Судороги жирной гусеницы, на которую напали муравьи; они взбираются на нее, выедают ей голову, брюхо, глаза. Гулливер у лилипутов. Ее отчаянные усилия: она сжимается и разжимается, как тетива. Последняя спазма, наступает смерть. Теперь сбегаются даже самые пугливые муравьи. Черная шевелящаяся масса. Муравьи уволакивают ее под земляничный кустик.
23 июня. Жорес: возможно, сверху и пар, зато снизу все кипит.
* Он постоянно жалуется на то, что его не уважают.
Его месячный бюджет — полсотни франков, на которые он еще кормит ослика, свинью и двух коров. Молоко он продает матросам, но иной раз приходится с ними ругаться, потому что народ здесь всякий — из тюрьмы, с каторги.
У него хороший колодец, кролики и куры.
Еще немного, и он скажет: «Вы разговариваете с нами потому, что вы неплохой человек, потому что вы жалеете несчастного шлюзовщика!»
— А к вам все-таки наведываются, — говорю ему я.
— Да нет. Просто идут прогуляться, приятно ведь пройтись вдоль канала, но кому же в голову придет навещать меня, несчастного шлюзовщика? Как бы не так!
* Пусть я достиг солидного возраста и избран мэром: при виде жандарма я начинаю тревожиться.
25 июня. По одному богу на каждую планетную систему. В конце концов где-то в вечности они все приходят к мирному соглашению. Все же изредка ссорятся и при этом крушат миры.
* Новый поэт. Запомните хорошенько его имя, потому что больше о нем говорить не будут.
* Старушки, устав от болтовни, неподвижно сидят у порога, точно сушится на солнце куча хвороста.
27 июня. Обо мне теперь говорят только по поводу других.
30 июня. Лошади, не переставая щипать траву, прощаются взмахами хвоста с заходящим солнцем.
В этот час быки идут на водопой. Увы! львов у нас не водится.
1 июля. Быть счастливым — это значит внушать другим зависть. А ведь всегда есть человек, который нам завидует. Главное, узнать, кто он.
