С жалостью смотрел на нас сын Лаэрта. Но никто не обращал на него внимания. Я его не знал, другие не помнили.
Хозяйке же своей мы очень обрадовались и подбежали к ее ногам с полузакрытыми глазками, ожидая ласк. И тогда она обрызгала все стадо какой-то волшебной водой. Однако чудо, которого ждал Одиссей, было ничто в сравнении с тем, чего не ждали ни он, ни Кирка.
Вместе с другими был обрызган и я. И тоже превратился в человека. Двадцать их и один я! Но никто этого не заметил. Все сразу утратили кабаньи клыки, щетину, хвост, копыта и четыре ноги. И встали на две ноги, прямые и стройные!
Того, что произошло потом, не ожидал никто, ни Кирка, ни Одиссей, ни тем более я.
Одиссей думал, что сначала они, плача от радости, бросятся в объятия друг другу, а потом все вместе падут к ногам своего избавителя и станут целовать ему руки за то, что он возвратил им душу и разум, родину, родителей, детей и богов!
Ничуть не бывало!
Все они стояли в смятении, протирая глаза, словно вышли из могилы и их ослепил внезапный свет. А их языки тщетно ворочались между зубами и нёбом, не находя слов.
Придя в себя, они разразились мрачными причитаниями:
— Какое зло причинил ты нам, приносящий несчастье! Куда бы ты ни шел и где бы ты ни находился, тебя преследуют боги, и ты навлекаешь беду на себя самого и смерть на других! Всего один лишь раз преследование богов обернулось для нас добром. Зачем же ты снова превратил нас в людей? Мы просили тебя об этом? Нас ты спросил?
Для чего нам образ и подобие божие в лице, если и лицо, и душа у нас отмечены огненным клеймом рабства?
Мы забыли обо всем. Для нас не было ни прошлого, ни будущего. Только сегодня. Мы не знали, что существует смерть. И если бы вдруг нас зарезал хозяин или задрал волк, это случилось бы один раз, и мы не осознали бы, что это конец. А теперь мы будем умирать каждый день понемногу — и мы это понимаем!
Ты выщипал у нас свиную щетину и соскоблил с кожи грязь, но наполнил наши души еще худшей грязью и свиной щетиной: чужой ложью и обманом, нашим горем и мучениями!
Преврати нас снова в свиней! И отпусти в горы и лесные чащи, чтобы мы могли бегать стадом с горы на гору, переплывать разлившиеся реки весной, питаться кореньями, камышом и диким сельдереем, выкапывать носами луковицы, корнеплоды и кротов. Без оков, без господ и, стало быть, без богов! И без идей, которые выгодны людоедам. А волки? Еще неизвестно, поймают ли они нас. Теперь же мы во власти двуногих волков.
Плача, они обнимали колени Одиссея и просили вернуть им толстую кожу, четыре ноги, хвост, кабаньи клыки — и бесчувственность! Я слышал все это, но ничего не понимал. Новоявленный человек, как видишь! Я ощупывал свое тело спереди и сзади, и оно казалось мне удивительным и неестественным. Сжав обеими ладонями голову, я тряс ее, как дети трясут копилку около уха, чтобы угадать, сколько в ней монет. Я встряхивал ее, чтобы заставить мозг работать.
После я уразумел, что нет ничего легче, чем правильно думать и правильно говорить. Ведь все уже за тебя придумано: боги, господа, истины, законы (писаные и неписаные), мифы, наручники или кнут в руках: ты либо раб, либо господин! Те, как видно, были прирожденными рабами. Я же был прирожденным господином. Я, царствовавший над свиньями, буду царствовать и над людьми. Я, родившийся четвероногим и ползавший на брюхе, всегда буду стоять прямо; и все будут ползать передо мною на брюхе и ходить на четвереньках. В свинарнике я был самцом, и кормила меня волшебница; среди людей я снова буду самцом, а кормить меня будут сами люди. В свинарнике предо мною трепетали и желали меня свиньи; люди же будут трепетать предо мною и не желать меня!
Кирка сосчитала нас и обнаружила, что один лишний. Одиссей отделил своих, и остался я, самый большой из всех.
— Кто ты такой? — спросила меня волшебница.
— Буби.
— Хорошо!
Она проводила Одиссея и его товарищей. Погода улучшилась, и они поспешили уехать. Кирка дала ему в изобилии продовольствия и руль. А потом слегла. Занемогла, подобно Федре. От любви. Ко мне.
Мне отвели лучшую комнату во дворце. Ее нереиды старались изо всех сил, чтобы у меня ни в чем не было недостатка. И подобно тому как товарищи Одиссея, став свиньями, забыли свою прежнюю жизнь, человеческую, так и я, став человеком, забыл свою прежнюю жизнь, свинскую.
