Долго находясь в невесомости, чувствуешь, что все твои внутренние органы плавают. Это приводит к тому, что и мышцы, крепящие эти органы, мало работают, ослабевают. Поэтому сразу после полета испытываешь неприятное ощущение веса собственных внутренних органов, чего раньше никогда не замечал. И постепенно привыкаешь к тому, что сердце у тебя имеет вес и закреплено на мышечной подвеске.
В условиях невесомости привыкаешь спать в свободном плавании. При этом забываешь о давлении тела на ложе, что остро ощущаешь в первое время после возвращения на Землю. Кровать кажется необыкновенно жесткой, подушка лишней, и даже хочется опустить голову вниз с кровати, чтобы восстановить привычную для тебя космическую связь — прилив крови к голове.
Вообще нужно сказать, что сон в невесомости — это настоящее блаженство. Не нужно укладываться поудобнее, не требуется под голову мягкая подушка. Просто расслабляешься и довольно быстро засыпаешь. Правда, в начале полета часто просыпаешься с чувством беспокойства, как на посторонние предметы смотришь на свои вытянутые руки, которые плавают у тебя перед лицом. Это объясняется тем, что руки именно в такой позе занимают нейтральное, наиболее расслабленное положение и не дают сигнала обратной связи. Возникает необходимость их фиксации — засовывать руки в спальный мешок. Потом к этому привыкаешь.
Если плохо зафиксируешься в спальном мешке, то во время сна от движения рук или ног под воздействием случайных нервно-мышечных рефлексов можешь вращаться или даже выплыть из спального мешка. Продолжаешь спать, свободно плавая в кабине корабля. Обычно сон в невесомости крепкий, освежающий, с редкими земными сновидениями, и после сна испытываешь бодрость и прилив энергии.
В длительном полете космонавт испытывает постоянное воздействие ряда непривычных и необычных условий, которые порождают некоторые космические связи психологического порядка.
Например, выполняя различные операции по работе с научным оборудованием, с системами корабля, приходится часто перемещаться из одного отсека корабля в другой. При этом сохраняется та координатная система внутри корабля, к которой привыкаешь на Земле в процессе тренировок на тренажерах. Низ корабля — спускаемый аппарат, верх — орбитальный отсек. В условиях невесомости, часто вплывая в спускаемый аппарат головой вниз или выплывая в орбитальный отсек ногами вперед, что невозможно сделать на Земле, приобретаешь новую космическую связь — понятие высоты внутри корабля как глубины.
На Земле в силу постоянного ограничения наших движений земным притяжением само слово «высота» стало для нас как бы синонимом трудности. Преодоление высоты всегда связано с понятием «работа». Ведь подниматься по лестнице с этажа на этаж труднее, чем просто идти по коридору. В условиях невесомости любой уровень высоты легко достижим. Маленький толчок — и ты подплыл к любым пультам, находящимся на различных уровнях высоты, нырнул — и достал то, что нужно. Так для нас высота стала глубиной. Эта космическая связь продолжала действовать некоторое время и на Земле. Забывая, что ты прикован земным притяжением, вдруг непроизвольно делаешь движение, чтобы легко оттолкнуться и подплыть к потолку, увидев там что-то. С удивлением обнаруживаешь, что это для тебя уже невозможно. И остро ощущаешь закрепощение, ограничение свободы перемещения.
Ощущение связанности земным притяжением как потерю обретенной в невесомости свободы испытываешь и в иных случаях, например, в разговоре. И это проявляется довольно своеобразно. На Земле мы обычно ведем беседу, занимая чаще всего то же положение, что и собеседник, — обычно вертикальное. Мы стоим или сидим. И наши глаза расположены параллельно глазам собеседника, по которым всегда стараешься определить, понятна ли ему твоя мысль. В условиях невесомости такое горизонтальное соответствие глаз собеседника может быть либо чисто случайным, либо в том случае, когда специально фиксируешься в этом положении. Поэтому в практике длительного пребывания в невесомости теряешь эту земную связь и обретаешь новую, обусловленную невесомостью, — беседуешь, находясь в любом положении. Но привычка смотреть друг другу в глаза остается.
