22-е, вторник
Заглянула к миссис Уинтон на кофе. Она подозревает, что в ее доме завелось привидение. По ночам она постоянно слышит тоненькие завывания, словно ребенок плачет. Удивительно, но со мной происходит то же самое. И я никак не могу понять, откуда исходит этот звук.
23-е, среда
Честное слово, Стивен иногда приводит меня в отчаяние. Только что он пытался надуть меня, накидав подушек на свою сторону кровати, чтобы я думала, будто он спит, а не в пабе развлекается. Зря он не накрыл подушки одеялом.
24-е, четверг
Кот научился открывать холодильник. Теперь для него придется подыскивать другое место.
25-е, пятница
Сегодня похоронили двоюродную бабушку Одасию. Приятно, что все получилось не слишком официально, чему поспособствовали хризантемы вместо роз и розовый лимузин «хаммер» — другого автомобиля у приятеля Стивена, Барри, в свободном доступе не оказалось. И прекрасно. Лимузин мы делили с предсвадебным девичником, и гроб отлично поместился под каблуками девушек. Надо сказать, без этих девчонок церемония лишилась бы изрядной доли joie de vivre, особенно когда во время погребения они затянули «Я все переживу».
Преподобный Тимберлейк провел красивую и простую службу — без лишних подробностей: кому нужны имя покойной и факты ее биографии. Затем паства (состоявшая в основном из сотоварищей Одасии, постояльцев дома для престарелых, которым сказали, что их везут на экскурсию в Маргейт) отправилась к нам домой на поминки, где я, прежде чем разлить чай, прочла скорбящим самолично сочиненное стихотворение.
Эдна Фрай (миссис)
ВО СЛАВУ ОДАСИИ
Продуктов накуплю и разорюсь на чай.
Детей — к телевизору с наказом молчать.
Пирог на стол поставлю, а в сейф — хороший ром.
Скорбящие, прошу, пожалуйте в мой дом.
На стерео Эния, в черных шариках двор.
Сыры и манго кладу на лучший фарфор.
Орешки, жвачка, курево — бери не хочу.
Кончатся сандвичи, еще наверчу.
А вот буженина и яйца-пашот,
Корейка на тостах и «угадайте что»,
«Картошка» из крекеров, мед и халва…
Боялась, студень останется, и была не права.
Умяв все до крошки, гости ушли;
Грибов след простыл, и креветки смели,
Паштет, соус карри… Скажу без затей:
Умеет Э. Фрай (миссис) развлечь гостей!
Наверное, это была плохая идея — поручить Стивену готовить пунш, пока все остальные были в церкви, но в целом, если не считать капризных требований Стивена подать ему шезлонг и его же громкого храпа, все прошло удачно. Однако, когда я уже ничего не ждала от сегодняшнего вечера, в дверь позвонили. К моему изумлению, на пороге стоял американский доктор из дома для престарелых — мы едва не касались друг друга. Промокшая рубашка плотно облегала его крепкую, мускулистую фигуру.
— Привет, — поздоровался он, отряхиваясь. По его точеным скулам струилась вода, капая на пол с мощной квадратной челюсти. — Могу я войти, на улице дождь.
— Дождь?… А я и не заметила.
Я провела гостя в ванную, дала ему полотенце и одну из наиболее приличных футболок Стивена.
— Доктор Хаусманн, — представился он, выйдя из ванной и протягивая мне свою крупную ладонь. — Доктор Лори Хаусманн.
Как же он разительно отличался от Стивена — шикарный, образованный, трезвый… Я пожала его руку и почувствовала, как между нами проскочила искра.
— О, простите, — сказала я. — Это все из-за нейлоновых полотенец.
Доктор улыбнулся:
— Послушайте, я должен был вас увидеть.
— Правда? — Мой голос почему-то звучал немного тоньше, чем обычно.
Затем доктор поведал причину своего визита. Его рассказ ошеломил меня. Оказывается, женщина, с которой я беседовала в доме для престарелых, вовсе не приходилась мне двоюродной бабкой и не звалась Одасией — на самом деле ее звали Мод Бленкинсопп, и до выхода на пенсию она трудилась регулировщицей движения при школах и детсадах. Месяц назад она воображала себя Боудиккой.[29] Администрация дома для престарелых утаила от меня правду, потому что их бюджет трещит по швам в связи с постоянно возрастающими похоронными расходами, и они были только рады свалить на нас со Стивеном хлопоты о покойнице. Доктор Хаусманн случайно об этом узнал и счел своим долгом немедленно поставить меня в известность.
