Более того, я считаю, что Гурвич недостаточно оттенил (вернее, молчаливо считал оба понятия как бы тождественными) понятие реальности постулируемого фактора и понятие его допустимости как орудия исследования. Может быть, он так поступил только из осторожности, боясь крика беотийцев, так как и то, что он сделал в достаточной степени раздражает ученый мир. Мне кажется, что допустимым является введение всякого чисто формального фактора совершенно независимо от того локализован он в пространстве или нет, терпит ли он внутренние или внешние противоречия и вообще независимо от того, может ли он претендовать на какую-либо степень реальности. Единственным критерием допустимости введения такого фактора является его полезность, т. е. возможность использовать его в качестве орудия познавания, т. е. делать доступные проверке дедукции. (Заметки Гурвича: о слиянии обоих я не говорил, а упомянул, что после соединения возможно каждую минуту новое расхождение).
Мне кажется, что так мыслят все современные физики (например, такое впечатление я вынес о теории гравитации на основе принципа относительности, судя по докладу профессора Кордуша) и такое мышление не имеет ничего специфически биологического или виталистического: так обязаны мыслить и биологи-механисты, но они так не мыслят, потому что в большинстве случаев вообще не мыслят или мыслят слишком поверхностно. Такое мировоззрение является, по-моему, просто научным отражением прагматизма, как я понимаю.
Расширяя таким образом объем допустимого, я должен представить несравненно большие требования к понятию реального. На звание реального может претендовать только такое понятие, которое при своем распространении во все доступные области не терпит не только внутренних, но и внешних противоречий. Последнее ограничение кажется на первый взгляд излишним, но несомненно, что никакое мировоззрение не может обойтись с одним реальным понятием. Совместное же существование нескольких понятий, очевидно, требует (если мы признаем, что все понятия реальны), чтобы они не только каждое в отдельности, не страдали внутренними противоречиями, но чтобы между ними также противоречий не было.
Мне и в голову не приходило ограничивать допустимость в науке потенциально реальным, но это не относится к делу, так как не нужны именно потенциально реальные допущения для построения системы жизни.
Приведу примеры:
1) Понятие эфира, видимо, никогда не могло претендовать (объективно говоря) на реальность, так как страдало внутренними противоречиями всепроницаемость и абсолютная упругость; те лица, которые верили или верят в реальность светового эфира, очевидно, должны надеяться со временем доказать, что в этом никакого противоречия нет, т. е. что это только на наш взгляд кажется противоречием, пока это не доказано, всякий волен сомневаться в реальности существования эфира, даже если не было бы никаких опытов Майкельсона;
2) Наоборот, электромагнитная теория Максвелла, видимо, не испытывала внутренних противоречий, но явления ионизации явно не укладывались в эту теорию, несовместимую с парцеллированием электрических сил.
Мне кажется поэтому правильнее сказать, что не отрицая наличности реальных факторов, мы не вправе требовать, чтобы исследователи оперировали только с ними. (Это не по адресу, но совершенно верно). Это послужило бы невероятным тормозом науке, так как реальный фактор во всей полноте чрезвычайно трудно доступен и может вообще, может быть достигнут только асимптотически. Допустимые факторы являются в той или иной степени отображением реальных и чем полнее это отображение, тем больше прав на реальность получает фактор. Известны ли нам в настоящее время действительно реальные факторы, я не знаю: напрашивается мысль, что таким является гравитационная сила, но возможно, что и здесь мы имеем только отображение иного, более богатого содержанием агента.
Вообще, несмотря на возражения, я все более укрепляюсь в правильности моей формулировки витализма. (Но ведь ваша формулировка совершенно не положительна, так как она оставляет в стороне вопрос, в чем особенности закономерностей). Я считаю одним из главных ее достоинств то, что она внутри себя заключает все дальнейшие выводы и потому является утверждением положительным, между тем, как формулировка Гурвича по существу отрицательна. В формулировке Гурвича непосредственно не содержится того, что, по-моему, является наиболее ценным в витализме: указания, что витализм является одновременно и более закономерным учением и в то же время предоставляет несравненно больше свободы в выборе этих закономерностей, чем механизм; формулировка же Гурвича представляет из себя отрицание закономерности (правда механистической) и никакого указания на наличность специально витальных закономерностей не содержит. Поэтому искание закономерностей, например, в системе или филогенетическом развитии организмов требует особого указания.
