Дни шли за днями, прекрасные и солнечные, мы купались, ели рыбу, зажаренную в раскаленном масле, собирали мидии. Как-то раз Тимофей порезал краем ракушки средний палец на левой руке. Я тут же высосала кровь, и все быстро прошло. Я ела инжир из его рук, и плоды пахли теми же самыми странными духами. Вдохнув их, я как бы начинала слышать, что думает Тимофей. Тут-то меня и осенило: он был занят продажей старого дома. И я сказала себе: «Тебе-то что за дело? Ударь вилкой о ложку и пой! Важен не дом, а Тимофей. Если это вообще он». От этой мысли меня обдало холодом.
Когда он уходил куда-нибудь по этому или какому другому делу, я по-прежнему слонялась по пустым комнатам. На одной из полок с постельным бельем я наткнулась на чудесный предмет из отполированного дерева и желтого металла. Это была старинная шкатулка для письменных принадлежностей, какими когда-то пользовались в долгих плаваниях капитаны. В шкатулке лежал старый судовой журнал, к моему удивлению без единой записи. Я положила в нее всякие свои мелочи, письма и открытки, а также подарки, которые получила от Тимофея. В те же дни я нашла на дне одного сундука янтарные четки и старинный корсет из белых кружев. Прошитый золотой нитью, он застегивался на стеклянные пуговицы. Монограмма говорила, что это был корсет его тетки. Укрепленный рыбьими костями, он относился к тем моделям, которые можно надевать или поверх трусиков, или вовсе без них, а чулки пристегивать с помощью резиновых застежек. Я взяла его себе, решив сделать Тимофею сюрприз.
В тот вечер я приготовила Тимофею гребешки Сен-Жак с грибами, а после ужина слегка капнула его духами «Переживу тебя» на запястья и за ушами. Я слушала, как снаружи дует сирокко, как где-то за каменной стеной смеется женщина. Сквозь ее смех пробивался голос Тимофея. Он пел ту песню, которой научила его я, если, конечно, он не знал ее прежде:
В рубашке тихой завтрашних движений…
Потом он пошел чистить зубы медом. Когда он лег в огромную женскую постель, в постель для троих, появилась я, и на мне не было ничего, кроме корсета его тетки Анастасии. Он лежал обнаженный, мы смотрели друг на друга как зачарованные, его член был каким-то четырехгранным и походил на огромный нос с двумя лихо закрученными усами под ним. Я обошла вокруг и легла к нему, и, когда моя страсть уже подбиралась к самому пику, я закинула голову и чуть не потеряла сознание от ужаса: перед моими глазами в золотой раме предстала одетая в один лишь корсет и зеленые серьги его черноволосая тетка Анастасия, правда, картина слегка подрагивала в любовном ритме. Это было зеркало, укрепленное над кроватью, в котором я не узнала себя.
Но пик наслаждения приходит неумолимо, и движение к нему, однажды начавшееся, не остановишь.
В тот миг, когда он выбросил семя и оплодотворил меня, я вся поседела, на глазах у него превратившись в другую женщину по имени Катена, в то время как черноволосая красавица Анастасия навсегда исчезла из зеркала, из кровати для троих и из реальности…
Это выглядело так, будто меня оплодотворила его мать.
Несколько дней я провела постели, пытаясь оправиться от шока, и Селена безрезультатно раскатывала тесто для пончиков с крошеной брынзой, от которого растут волосы и грудь. Моя голова по-прежнему оставалась седой. Я избегала зеркал. Как-то раз я вышла на берег и посмотрелась в воду. Я была беременна. И теперь наконец-то решилась спросить его:
– Неужели ты меня забыл? Ты что, действительно думаешь, что я учительница музыки? Когда ты прекратишь притворяться?
А он ответил:
– Я продал дом. И уезжаю из Котора. Поедешь со мной?
– Сделал мне ребенка, а теперь спрашивает, поеду ли я с ним?
– Поэтому и спрашиваю.
– Не поеду! Не поеду, пока не признаешься, что в Париже ты все это специально подстроил. Ты заплатил за объявление, в котором были точно описаны и мои волосы, и вся моя внешность! Признайся, что потом ты вырезал это объявление из газеты и сам положил его в мой почтовый ящик на улице Фий-дю-Кальвер! Когда ты признаешься, что мы с тобой вместе учили математику в моей квартире в Париже? Когда признаешься, что писал мне письма с войны, из Боснии? Когда признаешься, что из Италии наговаривал на мой автоответчик сообщения длиной в несколько часов? Когда признаешься, что постоянно пытаешься усвоить седьмой урок своего курса «Как быстро и легко забыть сербский»? Когда признаешься, что тебе известно, кто я такая?
