Судя по всему, между господином Медошем и его свояченицей существовал тайный способ общения – с помощью блюд, которые подавались на ужин. Каждый день Анастасия распоряжалась о том, что приготовить, и эти кушанья, которые я стряпала под ее неусыпным наблюдением, были чем-то вроде любовного послания, которым она сообщала господину Медошу, что именно разыграется в ее спальне сегодня вечером, если он там появится. Трудно сказать точно, но можно предположить, что суп из пива с травами сулил один вид наслаждений, зайчатина в соусе из красной смородины – другой, третий – вино, настоянное на фруктах. Ужин был для них чем-то вроде любовной переписки. Глаза господина Медоша светились особым светом, когда я по распоряжению госпожи Анастасии подавала гребешки Сен-Жак, приготовленные с грибами. Что после таких ужинов происходило в постели Анастасии, я, разумеется, отгадать не могла, однако Катена была в полном отчаянии, от ревности она за одну ночь поседела, и вот так, совсем седой, она позировала для портрета, когда уже была беременна Тимофеем…
Но человек в своих снах ходит по грязи ровно столько, сколько он ходил по грязи и наяву. Когда подошло время рожать, господин Медош отослал свою жену в Сараево, где в то время жил ее отец. После того как родился Тимофей и госпожа Катена вернулась в постель к мужу, можно было бы ожидать, что его страсть к свояченице угаснет, как и многие другие страсти в человеческой жизни. Однако связь между господином Медошем и Анастасией не прекратилась.
Госпожа Катена была женщиной сильной и энергичной. Чтобы защитить свою семью, она решилась на отчаянный шаг. Как-то раз, когда Анастасия заказала на ужин гребешки Сен-Жак, не зная, что господина Медоша не будет в тот вечер в Которе, Катена вместо гребешков вынесла и поставила на стол шкатулку с пистолетами мужа. Зарядила оба и открыто предложила сестре выбирать: или та этой же ночью немедленно покинет Котор и оставит ее семью в покое, или на утренней заре они выйдут на дуэль. А дуэли эти еще в мое время из моды вышли, даже между мужчинами. Тем не менее госпожа Катена захотела решить дело поединком с родной сестрой…
Анастасия окинула Катену взглядом своих прекрасных неподвижных глаз и тихо спросила: «А почему утром?» После чего громко добавила: «Бери пистолеты и марш на берег!»
Тогда я была уже в услужении у Анастасии, и мне пришлось вопреки своему желанию присутствовать на дуэли.
К морю мы спустились через Мусорные ворота. Старую саблю, которую мне было приказано снять в доме со стены, я воткнула между двумя камнями на берегу и повесила на нее фонарь. Дул сирокко, ребристый южный ветер, то горячий, то холодный, он дважды гасил огонь. От шума дождя и прибоя ничего не было ни видно, ни слышно. Сестры взяли по пистолету, повернулись спиной друг к другу и к фонарю, а мне пришлось считать, пока они не сделают десять шагов. У них было право обменяться по очереди двумя выстрелами. Первой стреляла госпожа Катена и промахнулась. «Целься получше, в следующий раз я не промажу», – прокричала она сестре сквозь ветер.
Тогда Анастасия выпрямилась в полный рост и медленно повернула ствол пистолета к себе. Замерла на мгновение, потом поцеловала дуло и выстрелила в сестру. Она убила ее на месте. Этим поцелуем.
Дело удалось замять, выдав его за несчастный случай. Мы перенесли тело в дом и объявили, что пистолет выстрелил, когда госпожа чистила старое оружие своего мужа. Надо ли говорить о том, как воспринял все это господин Медош. Сначала он не мог вспомнить, где у него рот. Потом махнул рукой и сказал: «Преступление совершено в день, когда дул сирокко. Даже суд в таких случаях назначает вполовину меньшее наказание».
Уж не знаю, что он чувствовал, а может, просто вообразил себя молодым, но только переступил через эту кровь и помирился со свояченицей. Да и что ему оставалось? Мы – и он, и я – молчали из-за ребенка. Считалось, что после гибели Катены все заботы о нем взяла на себя ее сестра, поэтому-то она и осталась в доме Враченов. Она и правда воспитала Тимофея. Когда все они покинули Котор, барышня Анастасия, взяв мальчика с собой, вернулась к своему отцу. Она заменила ребенку мать. Они вместе жили в Италии до тех пор, пока мальчик не подрос и господин Медош не забрал его к себе в Белград. Тимофей тяжело пережил разлуку и, думается мне, все еще не оправился от этого…
