— А после следующей войны жизнь бы на планете осталась? — спрашиваю я. — Неохота все ж проверять, насколько ученые правы насчет «ядерной зимы».
— Так ведь не одним оружием воюют. Англичане, в отличие от нас, говорят еще и «торговая война», «финансовая война», «таможенная война», а то, что мы называем войной, у них, только не смейтесь, «военная война», «war war» — я все же, Михаил Петрович, два курса в Инязе отучиться успела. И там, в вашем будущем, против вас вели именно такие войны, «невоенные», а вы думали, что раз не стреляют, то войны никакой нет, и позиции сдавали. А Ленин говорил, одной обороной победить нельзя. А вы не боролись, не старались доказать, что вы самые лучшие, первые во всем, ну так же нельзя!
И Анечка, выпалив это, гордо отворачивается и смотрит вдаль, ожидая, что я отвечу. Тургеневская героиня — кто считает эти слова аналогом кисейной барышни, рекомендую перечитать классика, у него изображены как раз особы идейные, решительные, готовые через что угодно переступить и жизни своей не пожалеть. И что мне ей ответить, если она по сути права?
Светлый вечер, или еще день (здесь и в августе белые ночи). Август на севере самое лучшее время, когда все зеленеет и расцветает — часто в июне еще заморозки, а в сентябре уже первый снег. А мы с Аней идем по улицам города, всего пять лет как повышенного до этого статуса из рабочего поселка Судострой, основанного еще за год до того. Идем по деревянным тротуарам, какие в мое время не увидеть уже почти нигде.
Ох и зол же был Курчатов, неофициально занявший здесь пост главного по науке (академики часто в Москву летали, а он почти безвылазно в Северодвинске сидел) из-за свалившейся на него форс-мажорной работы. Понятно, что зол был на англичан из-за того, что пришлось отвлечься от иных, весьма важных дел. Из намеков Сирого я понял, что, похоже, первый наш реактор будет запущен не в сорок шестом, а к концу сорок четвертого, и не где-нибудь, а здесь, в Северодвинске. Работы, начатые прямо на территории Севмаша, было решено перенести от греха подальше, и на юге за озерами, там, где в моем времени был проспект Победы, ударными темпами был возведен «минно-торпедный арсенал номер два», за высоким забором и со строгой охраной. Посвященные могли сказать, что там не хранят мины и торпеды, а изобретают к ним неконтактные взрыватели под руководством ученых из Ленинграда; еще меньшее число слышало, что не только взрыватели, но и системы самонаведения; и лишь совсем немногие знали, чем занимаются там на самом деле. И вот теперь наши научные гении должны были, отставив все, спешно заниматься проверкой — что мог узнать англо-американский супостат?
— Чисто, — пришел наконец доклад. — Утечки из реактора не было, а наведенной радиации не на чем образоваться, тут еще и прилив-отлив, все перемешивается. Разве что микроскопическое содержание радона, но это если точно знать и специально искать, и измерять приборами «особого изготовления» (так называли здесь в переписке и разговорах не с глазу на глаз любые девайсы из иных времен). Вероятность обнаружения союзниками оцениваем в ноль целых хрен десятых процента — оставим все ж на совершенно невозможный случай. Кириллову уже отписались.
Ну и ладно. Итого в сухом остатке дохлый англичанин, коему не повезло больше всех, одна из первых жертв еще не начавшейся Третьей мировой. А сколько их еще будет, ведь не уймутся же джентльмены? Ну, тогда и будем разбираться, решая проблемы по мере их поступления, пока же можно снизить готовность с «номер два, походная» до «номер три, базовая». То есть страждущие, свободные от вахты — в увольнение.
— Михаил Петрович, а хотите, я вам город покажу? — спрашивает Аня. — Вот не узнаете, как тут все изменилось!
А что, пара свободных часов точно есть! Смешно — тот Северодвинск знаю отлично, а в этом за ворота Севмаша почти не выходил, как-то так получалось, да и не так много времени на берегу, если вспомнить и посчитать. Как провалились в июль 1942-го, сначала из Атлантики сюда; охота на «Шеер» — тогда мы в первый раз в Северодвинске оказались — и сразу же вышли в Полярный, на перехват «Тирпица»; вернулись — и в Москву, встреча со Сталиным; затем снова Полярный, бои за Петсамо-Киркенес, освобождение Заполярья на два года раньше, чем в нашей истории; в Северодвинске в док встали и новый 1943 год встретили, как признали годными к дальнейшей службе; два выхода в Атлантику в роли «Летучего голландца» Платова, кто эту книжку помнит; в мае вернулись, снова к заводской стенке — сплошь бои, походы, ремонт после, так и живем.
