«Брови, как у Анюты!»
Как хорошо было слышать, поднимаясь в гору, стук колес о коломенские бревна. Слышать гул знакомых колоколов. Вернулся!
Когда телеги въехали в гору и остановились у соборной площади, он очнулся. Какая-то легкая, но твердая рука сдвинула с него покрывало.
— Жив?
Он испуганно открыл глаза.
Покрытая от дождя длинной шалью, Анюта стояла над ним, словно будила с постели после тяжелого сна.
— Встанешь, что ль?
— Поддержи.
С трудом он поднялся. Сел на телеге, чтоб собраться с силами. Подошел пристав:
— Тут остаешься?
Кирилл посмотрел на Анюту, ожидающую его слов, на пристава, ожидающего от него ответа:
— Тут.
— Ну, ин ладно! — И пристав ушел.
Он тихо, словно сквозь сон, сказал:
— Тебя ведь искал!
Она подставила плечо ему под руку и, ухватив за пояс, повела.
Кирилл переступал тяжело. Она его ободряла:
— Опирайся, не бойсь — выдержу.
Иногда усталость туманила ему голову, и он говорил невнятно:
— Сама была измучена. Под чужой волей жила. Теперь над тобой не будет чужого гнета. Теперь вместе.
Анюта вела и вслушивалась в его невнятные слова:
— Ты обо мне, что ль?
Он слабо качнул головою:
— О Руси. Поскорей бы поправиться.
— Окрепнешь. Наступай тверже. А я все пытала: не видали ль такого? Нет, говорят. Ежли не пал, думаю, будет. Не может быть, чтоб там его не было. Все воинство проглядела — нашла! Не бойсь, не оступишься.
— Я тебя по всей Рязани искал.
— Да, брата Мамай убил, племяшей моих в Орду свели. К чему ж мне в Рязань-то возворачиваться? А тут какой ни есть, а все ж свой угол. Я ведь еле ушла тогда; случилась бы в ту ночь в огородниках, быть бы теперь в Орде.
Помолчав, она объяснила:
— Бабка-то мне сказывала об тебе, что приходил про меня проведать. Я и ждала — раз, думаю, приходил, придет и другой раз.
Какие-то люди стояли по краям улицы. Глядели ему в лицо. Кто-то кричал:
— Слава!
— Вот и дом! — узнал он.
— Пригнись малость! — ответила Анюта. — Притолока тут низка.
И он переступил через ее порог.
Старая Русса, Моск. обл. 1940 г.
