Сорок восьмая глава
ДМИТРИЙ
Из погони Владимир Серпуховской еще засветло вернулся на Куликово и велел трубить сбор Иссеченное, тяжелое черное знамя вновь поднялись над полем, устланным телами павших. И глухо, хрипя и взвывая, заревели иссеченные мечами ратные трубы. Мертвецы остались лежать.
Со всего поля сходились к Владимиру воины. Иные опирались на мечи и копья, иных вели. Но рати собирались, кидались друг к другу сродственники, и свойственники, и друзья. Иные тревожно смотрели в поле, ожидая своих. Иные кричали желанные имена, но голоса их тонули в громе труб, а на трубный зов шли все, кому хватало сил идти.
Прискакал с обрубленной бородой, с разбитым глазом Холмский, подъехали и обнялись с Владимиром Ольгердовичи — их крепкие доспехи были измяты и от крови казались покрытыми ржавчиной. От людей и от земли тяжело пахло кровью и железом. Подъехал молодой князь Новосильский; на его светлом лице, уцелевшем в битве, голубыми шрамами пролегли первые морщины. Трубы ревели. Воины вели сюда раненых, несли диковины, найденные на татарах, вели в поводу пойманных лошадей…
— Где ж брат? — спросил Владимир у Ольгердовичей.
— Я его будто видел, — сказал Новосильский, — от четверых татар отбивался. Да не мог к нему пробиться.
К Владимиру протиснулся старец Иван. Белые холщовые штаны потемнели от крови: он долго ходил по полю, в битве ободряя воинов, ища князя. Он строго спросил у Владимира:
— Где он?
— Нету! — ответил Владимир, велел смолкнуть трубам и крикнул на все поле: — Дмитрий!
И все примолкло, вслушиваясь во все стороны.
— Княже!
А Новосильский уже скакал, перемахивая через тела, к тому мосту, где последний раз бился Дмитрий.
Один раненый великокняжеский дружинник видел, как высокий воин в изорванной кольчуге тяжело шел с хвостатым копьем в руках один против мчащейся тоурменской конницы. И воин этот был Дмитрий.
Сказали, что впереди, в груде убитых, лежит великий князь.
Владимир, воеводы и многие воины кинулись в ту сторону. Подъехать было нельзя: тела лежали грудами, слышался хрип и стенание. Сошли с коней, пошли, перелезая через павших.
На измятой траве в дорогом доспехе лежал убитый Дмитрий.
Владимир с остановившимся сердцем наклонился к спокойным мертвым устам:
— Упокой господи душу твою, княже Иване!
Это был молодой Иван Белозерский. Будто в раздумье, закрыл он глаза. Тело его отца лежало под ним, словно и мертвый он хотел заслонить отца от удара.
Каждого, на ком замечали дорогое вооружение, принимали за Дмитрия.
Нашли убиенных князей Федора и Мстислава Тарусских, князя Дорогобужского, царевича Андрея Серкиза, великокняжеского свояка Микулу Вельяминова, Михайлу Андреевича Бренка, Валуя Окатьева.
Дмитрия не было нигде.
Тогда увидели бегущего через поле, задыхающегося, охрипшего от крика костромича Григорья Холопищева; он кричал, ворочая круглыми от горя глазами:
— Тута! Тута!
Поняли, что найден Дмитрий.
Андрей Полоцкий подскакал к Холопищеву.
— Что он?
Переводя дух, воин снял шелом:
— Убиен! Господи, боже мой!
— Где?
Посадили Григорья на коня, поскакали следом за ним в сторону леса, к Смолке.
Там другой костромич — Федор Сабур, стоя на коленях, силился поднять тяжелого Дмитрия.
Великий князь был найден под упавшей березой на берегу оврага.
Панцирь его был рассечен, шелом смят, кольчуга изодрана, рука крепко сжимала рукоять сломанного меча.
— Жив! — сказал Сабур. — Дышит!
Все спешились. Владимир велел снять с князя доспехи. Сабур выхватил кинжал и мгновенно срезал ремни.
Тело Дмитрия, словно из тесной скорлупы, вышло из стальной темницы.
На белой рубахе нигде не виделось следов крови. Дмитрий был оглушен ударами, но вражеское оружье не смогло пробить русской брони.
Принесли родниковой воды из Смолки. Смочили голову, дали глотнуть.
— Глотнул!
И тотчас все смолкли, и воины попятились: Дмитрий открыл глаза.
Тяжело и сурово посмотрел он вокруг.
— Государь! — кинулся к нему Владимир.
Дмитрий узнал его.
— Жив, государь?!
Дмитрий тревожно приподнялся. Владимир, схватив его руку, поднял князя:
— Митенька! Наша взяла, наша!
