— Счастливый ты, Валя, — позавидовал Олег и спохватился: — Чего ж я сразу учебник по геометрии не захватил? Я сейчас принесу!
— Погоди! — остановил его Валя. — Сегодня заниматься не будем. Я ведь только из учебно-опытного приехал. Еле на ногах держусь. Сейчас спать лягу. Позвал я тебя по другому делу. На, почитай. Я ведь учился тогда, когда еще с ятями писали. Как бы ошибку не влепить. Стыдно будет.
Олег прочитал листок. Вскинул на Валю удивленные глаза, но ничего не сказал. Карандашиком осторожно исправил ошибки и пробежал текст глазами еще раз:
«Секретарю парткома ВКП(б) завода Ростсельмаш
ЗАЯВЛЕНИЕ
Я, токарь ремонтно-механического цеха Проскурин, имею девятилетний стаж жестянщика и слесаря. Сейчас, когда цех комбайнов находится в прорыве и создается угроза выполнению правительственного задания, беру на себя обязательство: с 7 до 16 часов, не снижая темпов, работать за своим станком, а с 16 до 20 часов работать жестянщиком или слесарем в цехе комбайнов бесплатно.
Валентин Проскурин»
— Ох, здорово у тебя, Валя, получилось! — восхищенно сказал Олег. — Только… один-то немного сделаешь.
— Почему один?! — удивился Валя. — Ты что думаешь — у нас на заводе шкурники работают?.. Да в одной нашей бригаде шестнадцать человек. Думаешь, они от меня отстанут? Черта с два! А в других! Важно начать… А к концу года все равно цех построим. И будет он давать, знаешь, сколько? Десять тысяч комбайнов в год! Понимаешь, браток, что из этого получится? Целая революция в деревне!..
* * *
Через полчаса после того, как Олег пришел от Вали, в комнату ворвался Феодал:
— Ты где пропал? Мы вчера заходили и сегодня утром!
— А тебе какое дело?! — рассердился Олег. — Допрашивает…
— Тю! Ты чего пузыришься?! Я к тебе по делу. Смотри, что я принес. — И Феодал вынул из замызганной чаканной кошелки завернутую в газету фуражку.
Олег погладил лакированный козырек. Отличная фуражка. Новенькая. И вдруг вспомнил вчерашнего бледного парня.
— Свистнул? На Сенной, у садика?
— При чем тут Сенная? — возмутился Толька. — С Немтырем на Пятой нашли. Здоровые парни задрались. А тут как закричат: «Милиция!» Ну, они и смылись. Смотрим, под деревом «капитанка» лежит. Ну, мы взяли ее и ходу. Потом примерили, а она аж на ушах висит. Померь. У тебя башка здоровая.
Олег примерил. Фуражка была и ему чуть-чуть велика.
— Ничего! — уговаривал Феодал. — Газетки подложишь и будет как влитая… Я тебе «капитанку» подарю. А ты мне — ножичек с четырьмя лезвиями и цепочкой. Идет?..
Когда Феодал ушел, Олег принялся рассматривать обновку. Он наделал «капитанку» по-всякому. Небрежно швырял на затылок. Сдвигал набекрень, на глаза. То подбирал волосы, то выпускал наружу русый чуб. Ходил перед зеркалом, напевая:
Ты, моряк, красивый сам собою.
Тебе от роду двадцать лет…
Разговаривал с красавицей фуражкой:
— Так, молодец. Хорошо устроилась. А сейчас мы тебе еще газетки подложим и будет совсем мирово.
Он отогнул клеенчатую полоску внутри и вдруг увидел крупные печатные буквы, написанные химическим карандашом: «В. Киселев». Опять нахлынула тревога…
— Батюшки мои! Что такое?! — У двери стояла мама.
— Фуражка, мама, — растерянно ответил Олег.
— Вижу. Не слепая. И такая фуражка, о которой ты мне все уши прожужжал. Но откуда она?
Вот то-то и дело — откуда! Сказать, что нашел? Не поверит… Купил? За какие деньги? Сказать, что выменял у Феодала? Нельзя…
— Только не говори, сынок, что ты ее нашел, — глядя в растерянное лицо Олега, подсказала мама.
— Нет, мама. Я… я взял ее поносить… у одного пацана.
— Ну вот. Поносил и хватит. — Мама устало опустилась на табурет и продолжала глухим, пугающим голосом: — Боюсь я за тебя, Олег. В доме одна за другой стали появляться чужие вещи… То часы, то пистолет какой-то, то ножичек…
— Мама! Я ведь тебе рассказывал! Я же их потом отдал.
— Не перебивай… А вот теперь — фуражка. Не говори мне ничего. Я не хочу, чтобы ты мне врал!.. Как мать и… как отец приказываю. За обоих сразу: никогда чтоб чужих вещей в доме больше не было!.. Иди и отнеси эту «капитанку» туда, где взял.
Она аккуратно завернула фуражку, вложила ему в руки и проводила до калитки:
