— Я… не к-курю, — прошептал этот гад едва слышно, но за сигаретой все же потянулся.
— Напрасно. Очень даже успокаивает. Кто не курит, тот не жалеет нервы.
Я присел на корточки и закурил, исподтишка наблюдая за ублюдком. Он по-прежнему всхлипывал и мял в руках сигарету.
— Вынесите себе приговор сами, — сказал я. — Так будет честно. От других к себе, по диалектике. Не каждому судье бывает оказана такая честь. Я подожду. Могу даже выйти. Хотите?
Я встал и действительно вышел, тихонько прикрыл за собой дверь. Стал ходить взад-вперед в ожидании судейского вердикта. Интересно, что он придумает и придумает ли вообще что-нибудь в таком состоянии? Скорее всего скажет: «Делайте что хотите, я не могу». Хотя… Подождем, не каждый день судишь судью. Я посмотрел на часы и засек время. Решил ждать как можно дольше. Пусть помечется, как крыса в капкане, пусть пошевелит извилинами… Статья без частей, от и до. Учтем и первую судимость, учтем. Лишь бы не обосрался, это уж точно ни к чему. Я ждал минут двадцать и наконец вошел.
— Ваше время истекло, господин судья, я слушаю. — Его лицо было серым и безжизненным, он даже не отреагировал на мои слова как должно. — Ну так что? — повторил я вопрос.
— Воля ваша. Так и так вы исполните задуманное. Не мучайте меня только, прошу вас.
И все-таки он еще надеялся, читал ответ в моих глазах, пытался прочесть. Но я был готов и к этому.
— Возможно и исполню. И все же ваше слово, я жду. Сейчас вы решаете свою собственную судьбу. Молчание я расценю как согласие на смерть, предупреждаю. Всё! Деньги, выкуп, как вы уже, наверно, догадались, мне ни к чему, не тот случай.
— Отрубите мне руку. Руку! Вот я даю вам свою правую руку, рубите её, — неожиданно воскликнул он, да так резво, что я вздрогнул. — Рубите! Ну!
— Вы серьёзно?
— Да!
— Это ваш приговор?
— Да, да, я согласен. Вот, — вытянул он вперед правую руку.
— Вы считаете, что ваша рука стоит шести лет неволи?
— Не знаю. А что я могу ещё сказать и предложить? — вопросом на вопрос ответил мерзавец.
— Действительно нечего, — согласился я. — Что ж, пусть будет по-вашему, я обещал. Где будем рубить? — спокойно спросил я. И сам себе ответил: — На табурете. Одну секунду…
Я вышел и окликнул Слона, попросил его найти топор. Он не стал переспрашивать, однако глаза его расширились. Через пару минут он вернулся с топором в руках.
— Ржавый, бля!.. Другого нет.
— Сойдёт и этот, благодарю. — Я взял топор из его рук и пошел к судье.
— Одно уточнение, господин Пырьев, — сказал я, войдя в «карцер». — Я не палач и посему мне ни к лицу рубить чьи-то руки. Будьте добры, сделайте это сами.
Я протянул, ему ржавый топор рукояткой вперёд, а сам внутренне собрался, сконцентрировал на нем все внимание. В такой ситуации все могло статься. Но он бы не успел: во-первых, я стоял рядом с дверью, во-вторых, был наготове.
— Но-о… Это невозможно, я не смогу, — пролепетал судья. — Я никогда… — Он запнулся.
— …не рубили рук. Я тоже. Будем считать, что мы на ученьях. Я считаю, а вы целитесь и на счет семь отстегиваете греховную плоть. Итак, начали. Раз… Два… Три… Четыре… Пять… Шесть…
Он было дернулся, положил руку на табурет, но так ничего и не смог. Опустил топор и сел.
— Лучше вы, вы, прошу вас. Это выше моих сил.
— Нет! — отрезал я. — Либо вы рубите руку, либо я считаю приговор недействительным. Решайте сами. У меня уже нет времени.
— Но мне необходимо настроиться, я не могу так быстро, поверьте. Скажите, вы оставите меня в живых после этого или?..
— Вопрос уже решён. Рубите или нет?
Он снова встал, положил руку на табурет, размахнулся и… выронил топор, именно выронил.
Я понял, что судья испил сию чашу сполна. Пора кончать спектакль.
— Вижу, вы ни на что не способны, а еще судья, — съязвил я. — Пойду вам на уступки… Но в любом случае все должно быть законно, как в настоящем суде. Сначала вы несколько недель ожидаете приговора, затем вам даются семь суток на обжалование, потом — рассмотрение жалобы в вышестоящей инстанции, и лишь после этого следует утверждение. Вы, разумеется, в курсе.
Он встрепенулся.
— И что?
— Ничего. Придется подождать, посидеть. Под подписку у нас не выпускают, извините. Времена тяжёлые. Да и вы человек не благонадежный, ещё передумаете ненароком. А тут, как в консерве, да и руки при вас. Всего доброго, я закончил, господин Пырьев.
