— Я убежала потому, что рассматривала фотографии Далси и не могла больше этого выносить, — сказала она и вновь задрожала, почувствовав, что промокла насквозь.
— Пойдем.
Кевин помог Трейси подняться на ноги и отвел в ванную. Включив душ, он раздел ее, после чего поставил под струю воды, обращаясь с Трейси, как с беспомощным ребенком. Затем разделся сам.
Стоя под душем, они соприкасались обнаженными телами и нежно поглаживали друг друга. Трейси почувствовала, что начинает согреваться. Вода омывала ее подобно бальзаму — нежная и благодатная, как благословение.
Кевин взял ее лицо в свои ладони и нежно поцеловал.
— Я скучал по тебе, — хрипло сказал он. — О, моя Трейси, я так по тебе скучал!
— Прости меня, — выдохнула она, — прости за то, что я причинила тебе боль…
— Тсс! Это был сплошной кошмар. Я люблю тебя и всегда любил.
Трейси была не в силах отвечать. Его руки скользили по ее плечам, талии, бедрам, словно запоминая их упругие очертания.
— Ты моя жена, — мягко произнес Кевин, и в его интонации слились любовь и восхищение.
У Трейси словно гора с плеч свалилась. Она могла дать Кевину только один ответ, который был самым простым и чудесным на свете.
— Да, — прошептала она, встретившись с ним взглядом.
— И ты вернешься ко мне? — неуверенно спросил Кевин.
— Да.
— Но ведь ты возвращаешься ко мне потому, что любишь меня и нуждаешься во мне? — по-прежнему неуверенно-восхищенным тоном допытывался Кевин, будто еще до конца не верил, что это возможно.
— Да. — Трейси робко улыбнулась.
И, когда Кевин вновь поцеловал ее, она открылась ему, воспарив на крыльях обновленной любви. Их дыхание перемешалось, а тела слились воедино, как если бы только они двое существовали на свете, излечившись от прошлого, утверждая будущее и танцуя вечный танец любви.
Трейси склонила голову на грудь Кевину. Их ноги тесно переплелись, а руки осторожно поглаживали друг друга.
Лежа в полумраке, они вполголоса беседовали о своем утраченном ребенке. Их разговор отличался той предельной степенью откровенности, которая наступает, когда собеседники устают сдерживаться.
— Какое несчастье, — произнес Кевин, тщательно подбирая слова, — что я не смог защитить собственного ребенка и не помог тебе, когда ты нуждалась во мне больше всего! Я не сумел поддержать тебя, когда ты отчаянно нуждалась в этом.
Трейси еще сильнее прижалась к нему и возразила:
— Но ведь ты только человек, Кевин. Ты боролся с собственным горем.
— Я пытался не поддаваться ему.
— Но тебе это не удалось!
Да, он пытался перебороть себя, занявшись делом. Но, возвращаясь с работы домой, заставал там Трейси, которой хотелось постоянно говорить о постигшем их несчастье и без конца плакать. Поэтому Кевину никак не удавалось отрешиться от мысли о своем горе.
В те дни он не желал говорить о ребенке, поскольку это было слишком больно. В целях самозащиты ему хотелось развести воспоминание и боль по разным уголкам своего сознания.
— Я никогда не видела тебя плачущим, — мягко сказала Трейси, кладя руку ему на грудь.
— Я плакал, но лишь тогда, когда тебя не было рядом.
— О, Кевин…
— Я не хотел, чтобы ты видела меня плачущим, — пояснил он.
— Ты боялся, что я сочту тебя слабым?
— Да. То есть, нет… Ты выглядела такой измученной, что я просто не мог себе позволить подобной слабости. Поэтому я заставлял себя быть жестким и сильным.
— А я думала, что тебя не слишком заботит наше горе… — Трейси трудно было произнести эти слова, тяжело признаться, что она ошибалась в душевных качествах мужа.
— Ты мне уже это говорила. — В его голосе послышалось нескрываемое огорчение.
— Я так виновата, — прошептала Трейси, вскинув на него глаза, — но ведь я ничего не понимала, Кевин!
— Далси была и моим ребенком, как ты могла подумать, что меня это не заботит? — мягко упрекнул он.
На ее губах появилась виноватая улыбка.
— Я не понимала твоего поведения, Кевин. Я сходила с ума от горя и поэтому превратно истолковывала все происходящее вокруг меня. — Трейси всхлипнула и, слегка понизив голос, добавила: — Я чувствовала себя такой одинокой, а ты казался чужим и далеким. Между нами пролегла пропасть, через которую я не могла перешагнуть. Ты не хотел говорить со мной о нашем ребенке, и я злилась на тебя все сильнее и сильнее. Теперь-то я понимаю, что была не права, но тогда я не могла этого понять.
