– Что слышно о вчерашнем нападении на конвой? – спросил я у шефа безопасности Алексея Кузьмича Сафонова.
– Глухое дело! – Генерал махнул рукой. – Во всяком случае, не скорое. Ты-то как?
– Что мне сделается? У меня, Алексей Кузьмич, к вам вопрос…
– Слушаю, – с интересом взглянул Сафонов.
– Есть у меня один телефончик, мне его дал Смаглий. По этому телефону, он сказал, можно связаться с Котом Бойко. Смаглия вчера убили. Я случайно не оказался в этой же машине. Или не случайно…
Я сделал резкую паузу, лицо Сафонова – толстое, коричневое, в глубоких трещинах морщин – было непроницаемым. Он просто слушал.
– Я позвонил по этому телефону…
– И что? – спокойно спросил генерал. В разговоре с ним возникало тягостное ощущение, что он знает твои реплики наперед. Или делает вид, что знает.
– Кто-то морочит голову… Предложил встречу. Мне чутье подсказывает – что-то тут не так… По-моему, он был не готов к моему звонку. На встречу обязательно пойду.
– Это без вопроса, – кивнул Кузьмич. – А в чем проблема?
– Тут сошлось много непонятных обстоятельств. Думаю, что на встрече мы останемся в нулях. Но я бы хотел, чтобы вы организовали сильную и квалифицированную наружку. Надо выяснить, кто этот человек на связи. По крайней мере сможем определиться…
– Сделаем, – уверенно пообещал Алексей Кузьмич. – Сейчас первейшая задача – известить Кота, что ты в Москве. Дать ему канал связи с тобой. Тогда он появится в поле зрения.
Я с сомнением заметил:
– Не знаю, не уверен. Кот очень умный, хитрый и реактивный парень. Он никуда не побежит сломя голову. Мне надо не только известить его о том, что я здесь, но и заверить его в безопасности встречи.
– Не сомневаюсь, – согласился Алексей Кузьмич. – Я думаю об этом все время… Ладно, давай «пропишем» тебя…
Сафонов встал, в стенном шкафу раскрыл дверцу встроенного холодильника, достал заиндевелую бутылку водки, буханку ржаного хлеба и шмат свиного сала.
Разложил снедь на столе, вынул из кармана нож-выкидушку, цыкнуло наружу бритвенно острое лезвие. Сафонов нарезал пористый хлеб, мягко дышащий, толстыми ломтями, секанул по куску мраморного бело-розового шпика, разлил в тонкие чайные стаканы водку. От сала головокружаще пахло специями.
– У тебя там, в Европах, с утра не квасят, наверное?
– И не закусывают так, – засмеялся я.
– Ну давай! Как говорится, с почином тебя. Сегодня первую борозду на поле положишь…
Выпили. Водка, от холода густая, как глицерин, текла по горлу вязкой струйкой. Я с наслаждением впился зубами в свой бутерброд. Сафонов показал на сало:
– Настоящее, хохляцкое, домашнего засола… Это мне мой дружок Варфоломеев, бывший украинский министр, привез из Киева. Времени теперь много, сам солит… Ты Варфоломеева помнишь?
– Помню, – кивнул я. – Он когда-то в союзном министерстве главком УБХСС командовал.
– Сильный был работник, – вздохнул Сафонов. Задумчиво глядя на сало, сказал: – Он мне про это сало забавную историю рассказал. На даче у него жила старая крыса, огромный рыжий пасюк. Ума и хитрости невероятной. Варфоломеев с ней воевал всю дорогу. Не брала она приманок. Разбойничала по дому как хотела, а заманить ее в крысоловку – никогда! Озверел Варфоломеев, взял кусок свежего сала и засолил его по всем правилам. С лавровым листом, чуток перчика, чеснока, сам чуешь – запах с ног валит. Нарезал ломтиками и раскладывал в разных местах, и пасюк этот не смог устоять – стал его жрать помаленьку. Вот тогда Варфоломеев поставил лисий капкан и зарядил большим куском сала. Тут-то и сломался пасюк – пришел в ловушку…
Я с грустью смотрел на Сафонова, потом отодвинул свое прекрасное ностальгически-опасное угощение, такое традиционное, соблазнительно простое хлеб-сало.
