За его спиной, на широкой тахте завозилась, спросонья замурлыкала Тавана – его возлюбленная чернулька, шоколадка четырнадцати лет и ста фунтов весом. До встречи с Вадиком Тавана проститутничала помаленьку – не за деньги даже, а с дружками за угощение. Однажды Вадик подобрал ее в своем подъезде и не отпускал больше – сладко ему оказалось с ней, с ласковой веселой обезьянкой.
Вот поди ж ты – тайна привязанностей неразрешимая! Безмозглая как пробка, черная, сиськи – котят не выкормишь. А вкусна! Запах от нее – тонкий, звериный, мускусный. Как обнимет сухими горячими ручками – омрачение ума наступает, в жаркое сладкое марево погружает.
Рындин повернулся к ней:
– Спи, дочка, спи, девочка… Мне еще помолиться надо, подумать…
Посмотрел на себя в зеркало – седоватые тусклые волосы, немигающие стальные глаза, впаянные в цинковую кожу. «Может быть, я – робот?» – подумал Рындин.
Да нет же! Человек нормальный!
Полтора десятка лет назад, окончив офицерское училище КГБ, выучился мудреному ремеслу рейнджеров-спецназовцев и почти сразу же попал в Афганистан, в шестьдесят шестую бригаду особого назначения. Повоевал неплохо, стыдиться нечего – получил два ордена, три медали, дважды цепляли его моджахедские пули, разок контузило слегка. Да черт милостив – повалявшись в госпитале, возвращался в строй в ту же самую бригаду. Нигде в другом месте он служить, наверное, не мог, да и не хотел, хотя свои же, от злобы и зависти, называли их карателями.
Их бросали в самые горячие точки. Кажется, не было побоища, в котором Рындин не отметился. Под Кундузом его взяли в плен. Побрали по-глупому. Они только что высвободили из плена полковника Руцкого, будущего вице-президента. Тот, ясное дело, улетел на «вертушке», а Вадик с тремя товарищами пошел по горам на север и попался в сачок, как кур в ощип. Посмотрев, как духи отрезали уши его друзьям, он рассудил, что довольно глупо упираться и хранить верность присяге. Кому? Долгу – за что? Горбачеву – это кто такой? И вообще – всей прошлой жизни! Правильнее в этой ситуации выжить. И он сразу же заявил моджахедам, что первого дня побоев для него хватит, а теперь он хочет перейти в мусульманство и воевать в их рядах. Видимо, моджахедам не часто случалось встречаться с таким идейным перерождением среди проклятых «шурави» – во всяком случае, духи восприняли чрезвычайно благожелательно его решение.
Обращение в мусульманство оказалось в общем-то чепуховиной. Пришлось подчитать изданный в Москве по-русски Коран, отпустить бороду, надеть эту дурацкую бескозырку и почаще повторять «Аллах акбар!». Единственное неприятное воспоминание у него было связано с обрезанием. Тоже не страшно, терпимо – Рындин за время службы привык к боли настолько, что считал это почти естественным. Вот что его действительно тревожило во время торжественной операции, так это боязнь, чтобы дикари не перепутали и вместо обрезания не кастрировали его. Но все обошлось, обрез вышел нормальный.
Повоевал он неплохо и на этой стороне. Считался чрезвычайно отважным воином, и даже ходили разговоры о том, что его назначат полевым командиром. В 1987 году после сильного побоища на караванной дороге под Кандагаром его отряд, сильно поредевший, отвели на отдых и переформирование в Пакистан. Здесь он прочитал в газете, что в Пешаваре находится с гуманитарной миссией блаженная американка Людмила Борн, которая занимается обменом русских военнопленных на моджахедов. Короче говоря, дернул он с базы, а подготовка у него была такая, что никто его, конечно, из местных придурков поймать или задержать не мог. В Пешаваре разыскал Людмилу Борн, низкий поклон этой женщине, отдавшей все свое состояние и все силы для вызволения из мусульманских тенетов русских беззащитных братьев. Рындин показывал ей свои страшные шрамы, горько рыдал и жутко орал, как князь Игорь в одноименной опере: «О, дайте, дайте мне свободу!» Конечно, не в коммунистической России, куда ему ход заказан, а на Западе, куда его и спровадили по визе беженца. В США он сразу получил вид на жительство – гринкарту, все необходимые документы и вэлфер – пособие для неимущих. Целый год он гарцевал во всех газетных и телевизионных шоу, рассказывая о себе как о видном борце с коммунизмом и исламским фундаментализмом. Но его надежда на то, что ему, как герою войны, беглецу из плена, ратоборцу с тоталитаризмом, обломится какая-нибудь приличная пенсия от американского военного ведомства, не подтвердилась. Ему предложили освоить язык, пойти поучиться на любую профессию, предлагали грант, но, кроме реального вэлфера в пятьсот долларов, он не смог выторговать ничего. Суки грязные – вышибли из классного Ветеранского госпиталя и сбросили лечиться в больницу Кони-Айленда вместе со всей чернотой!
