66. НЬЮ-ЙОРК. ХЭНК. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Гигантский тугой фаллос висел над миром в голубых небесах Нью-Йорка. Дирижабль «Фуджи», золотисто-зеленый хер с мотором, плыл неспешно над городом, рекламируя себя и милую идею – на этот очумелый город давно болт положили.
Хэнк стоял у окна гостиничного номера и глазел на дирижабль, чтобы не смотреть на Восьмую авеню, суетливо простирающуюся далеко внизу. Улица старательно выбиралась к респектабельной зажиточности из своего воровского, хулиганского, нищенского прошлого. По мостовой с напором струячил плотный поток машин, испещренный желтушной сыпью таксомоторов. А по тротуарам маршевыми колоннами вышагивали ньюйоркцы.
Дорогие мои земляки, ненаглядные мои сограждане! Как долго я не видел ваши необъятные стада в асфальтовых пампасах столицы мира. Разношерстная городская фауна. Замызганные бабенки, невероятно деловитые клерки, не расстающиеся на улице с ноутбуками и телефонами, ленивые бродяги, трудолюбивая негритянская молодежь в невероятно широких штанах, волочащихся по тротуару, суетливые латиносы – чернявые, остроносые, похожие на помесь жидов с эскимосами.
И все на бегу жуют. Священное время ленча. Жуют. Они жуют! Все, всё, всегда, везде жуют эти жвачные животные!
Homo жующие.
Жрут непрерывно. И нигде в мире нет такого количества уродов, невероятных слоноподобных толстяков, инвалидов вечной битвы за жратву. Не останавливаясь, все едят жареную картошку, гамбургеры, хот-доги, чипсы, бананы, печеных кур, огромные сандвичи, пьют кока-колу, пепси, спрайт, соки, закусывая всеми видами булок, печений, пирожных. Народ жует, не понимая, что это динамит под всю их вонючую популяцию.
Пульсирующий поток уличного движения нарастает к полудню. Шофера, томящиеся в пробках, с лицами задумчивых идиотов, слушают глупости по радио и ковыряют в носу.
Расталкивая и тесня бесчисленные машины, с гулом и гудками пробираются голубые автобусы с огромными надписями на бортах: «Позвоните! За информацию об убитом полицейском вам полагается награда десять тысяч долларов. Конфиденциальность гарантируется».
Хэнк подумал: «Оказывается, у меня всегда есть заначка в десять гранов! Позвоню и сообщу, что двадцать лет назад я застрелил Келлера. Интересно, дадут мне воспользоваться ими в тюряге?»
Сутки назад он был еще в Москве. Плюс восемь часов поясного времени – сущая чепуха! Но не проходило ощущение, будто он прилетел с другой планеты. Лениво насвистывая, Хэнк вспоминал праздничный обед у Джангирова с таким шикарным жертвоприношением! Ему было приятно вспомнить, как затрепетал, дернулся и обмяк в его руках проклятый желтый мучитель, как вилка входила в его сухое злое тело, будто в масло, как хрустнули косточки позвоночника, как удивительно легко и просто умирает человек – воткнул вилку в мозжечок, и рухнул в никуда, в пустоту этот отвратительный мир, который назывался раньше Вонг. Хэнк давно уже не испытывал такого полного, счастливого удовольствия – он это сделал! Он вспоминал обескураженные, онемевшие, замершие лица джангировских гостей.
Почему? Зачем? За что?
Только Лембит среагировал нормально – неслышно возник он за спиной Хэнка и уткнул ему в затылок ствол пистолета. Остальные в оцепенении смотрели, как Хэнк вытащил из головы Вонга вилку, обтер ее о нарядный пиджачок вьета, оттолкнул от себя его обмякшее сухое тельце, которое упало на землю, как небольшой пестрый куль.
– Что ты сделал? – побелевшими губами просипел Джангир.
Швец пытался что-то сказать, но губы его беззвучно шевелились, и в углу рта накипали пузыри. Монька невозмутимо ухмылялся, будто ждал такой развязки праздничного обеда и столь эффектного финала тоста за здоровье Вонга. Он махнул рукой Лембиту – отойди, не отсвечивай, все в порядке.
Хэнк толкнул ногой труп Вонга:
– Этот выродок полгода мучил меня в плену… Что он со мной делал – не рассказать… Да и не нужно… Он получил свое…
Джангир и Швец обескураженно и испуганно молчали. А Монька вдруг громко рассмеялся.
– А молодец! Воровской поступок! Вот это называется – сделал «смасть»! Настоящий вор! – уважительно произнес Монька и пояснил: – Вор никогда не дерется просто так. Вор дерется только для того, чтобы убить. А убивает он за боль или оскорбления. Ай да молодец!
