Монька с сомнением покачал головой:
– Не думаю… Больно ты прыткий… Это все равно, если бы Джангир набрал полный рот дерьма и заплевал им харю. Потом ему от блатных пришлось бы долго отбиваться…
Покалякали о том о сем, Монька спросил о Хэнке.
– Все в порядке… – заверил Швец. – Его будет в Борисполе встречать Лембит…
– Это кто?
– Эстонец. Эсэсовец. Террорист без взрывателя…
– Замечательно, – грустно покачал Монька головой. – Тогда они с Хэнком найдут общий язык.
– И не сомневаюсь! Если у человека нет общего языка с Лембитом, он ему язык отрезает. Шучу!
– Я понял! Предупреди – если эстонец так пошутит с Хэнком, получишь сдачи авоську потрохов…
Швец встал, обнял приятеля.
– Монька, мечтаю на будущий год приехать к тебе в Вену… Не по делам, а гулять!
– Мой дом – твой дом!
– Я по телику слышал – у вас там будет камерный фестиваль… Выступим, споем тюремный романс «Мы сидели вдвоем»… Пока…
Монька одобрительно похлопал его по плечу:
– Ладно, иди же себе, босяк… Я тебя уважаю – ты входишь в тех людей, которые для меня существуют…
Швец вышел из гостиницы, промок под серым промозглым дождем, пока Десант подогнал к подъезду машину.
– Давай домой… Передохну немножко, а ты приезжай за мной к двум часам ночи… Пойдем вышибать у последней стражи труп Ахатки…
Десант кивнул:
– Слушаюсь, Майор!
– Значитца так – собери штурмовую группу в полном вооружении, ночка может быть горячей. Этот придурок Нарик может устроить большую канонаду…
– Да ладно! Нам этого лаврушника бояться? Двум смертям не бывать, а судьбу не наебать, – философски заметил Десант, пошевеливая своим огромным подбородком.
Швец подумал, что у Десанта во рту много лишнего – губ, щек, языка. И не зубы, а коричневые цедильные пластины.
Они ехали по вечереющему городу, залитому мокрыми сумерками, и мерцающие на крышах и фасадах домов рекламы манили своими лживыми соблазнами. Десант заметил:
– Смотри, Майор, – евро-мебель, евро-ремонт, евро-стандарт… Теперь с твоим дружком у нас есть свои евро-евреи. Чем отличаются? – И неопределенно хмыкнул.
Швец помолчал, подумал, потом серьезно сообщил:
– Такие же противные, как наши, только воняют не чесноком, а французским парфьюмом…
Десант довольно захохотал.
К ночи дождь стих, сильно заветрило, и начала быстро натекать стужа. Холодная тьма выстудила ночь до свинцовой сизости.
Выехали двумя машинами по Рязанскому шоссе, свернули по путепроводам налево на МКАД и долго телепались в занудной, еле двигающейся пробке – из-за каких-то непрерывных ремонтных работ полоса движения была сужена до одного ряда. Десант, как всегда, рулил. Рядом с ним спокойно спал его напарник и дружок Костин, молчаливый убийца по прозвищу Черный Мародер.
Швец на заднем сиденье покачивался в зыбкой полудреме, время от времени поглядывая на огни «БМВ», в котором ехала пятерка прикрытия.
К площадке для отдыха с неярко освещенной шашлычной они подъехали в четверть четвертого.
Десант сказал:
– Где-то здесь направо должен быть поворот к крематорию… Не пропустить бы…
Швец сонно откликнулся:
– Не пропустишь… Там большое световое табло – «Тепло пожаловать!».
– Правда, что ли? – удивился Десант.
– Правда! Налево верти, на паркинг…
Зарулили на стоянку и увидели – в глубине припаркован микроавтобус «Газель». Наверное, это и есть нариковские люди. Десант мигнул дважды фарами, «Газель» ответила так же.
Швец сказал в уоки-токи старшему сопровождения:
– Перекрой «бээмвухой» выезд…
Моторы не глушили, вылезли из машины. Десант остался за рулем. Швец шел впереди, в пяти шагах его прикрывал Черный Мародер Костин, на небольшой дистанции, рассыпавшись по всей ширине паркинга, следовали четверо из конвоя. На середине стоянки Швец остановился, распахнулась дверь «Газели», на асфальт спрыгнули двое. За стеклами микроавтобуса были видны еще люди, сколько – непонятно.
В наушнике у Швеца раздался сиплый голос Десанта, который из машины отслеживал ситуацию в танковый прибор ночного видения:
– Майор, будь внимателен… Это не Нарик… И второй – не Мамочка… Какие-то быки безрогие… Шестерки…
Остановились шагах в трех друг от друга, и Швец спокойно, без нажима сказал:
