– Не хотите поговорить со мной, Алексей Кузьмич?
– Хочу! – сразу согласился он, взял меня под руку и вывел из круга почтительно внимавшей обслуги.
– Помните, мы с вами в кафе на площади пиво пили, о жизни толковали? – напомнил я.
– Помню.
– Я еще спросил вас – приняли вы предложенный вам миллион или нет?
– Ну помню, помню!
– А вы мне не ответили тогда…
– Ну и что?
– Так вот, теперь я знаю – вы его взяли…
– Хм, воображение у тебя, Серега, хорошее и смелости не занимать, коли ты набираешься духу говорить мне такое, – огорченно помотал тяжелой башкой Кузьмич. – Ладно, пускай это на твоей совести остается, если ты в такой момент мне – за все мое, за доброе – так ответил. Зачем это тебе?
– Затем, что я хочу забрать Кота и уйти отсюда. Поэтому мы и должны прямо сейчас договориться.
Кузьмич упер руки в бока, быком попер на меня:
– Ты меня шантажировать собрался? Щенок! Чем ты меня пугануть можешь?
– Дискетой! Дискетой, которую Кот передал боссу и которая вам покоя не давала! – пошел я в атаку и вдохновенно наврал: – Я-то дискету читал и с вашими подвигами знаком…
Кузьмич растерялся, неуверенно-зло сказал:
– Ты совсем оборзел! Что ты молотишь?
– Это вы навели сюда охранников из «Конуса»! Позвонили их шефу Павлюченко и вызвали на точку. Сказали им, что Кот выйдет отсюда со своей бабой и можно бить на поражение! Пусть они Кота убирают!..
– Сережа, окстись! Как ты мне такое говорить можешь? – Сафонов выставил вперед руку, будто защищался от меня.
– Могу, могу, Алексей Кузьмич! Я правду говорю – они ведь, козлы, и понятия не имели, что это жена Серебровского. К ночи вы их всех положите – некому и рта открыть будет. Одним звонком вы и решили все проблемы сразу… Только вышло все по-другому!.. Понятно я говорю?
Сафонов горько-грустно вздохнул:
– Понятней не бывает! Эх, дурачок, зачем ты в это полез? Головы не сносишь…
– Не ваша печаль! Решайтесь быстрее, у вас нет выхода! Сейчас наедет пресса, примчится босс, у меня руки развязаны! А молчать я не стану. Серебровский вас всех в прах превратит! И запомните – меня вы просто так не пришьете, я вам не беглый зек Кот Бойко!
– Пуленепробиваемый, что ли? – усмехнулся Кузьмич.
– Очень даже пробиваемый! Поэтому я подстраховал себя, чтобы у вас и соблазна не возникало…
– В «Богстрахе» полис купил?
– Почти! – подтвердил я. – Справку с описанием всех этих дел я забросил в свой служебный компьютер в Интерполе. На русском языке. Пока все нормально, никто мою тарабарщину на кириллице и смотреть не станет. А не приведи Господь, случится что-нибудь со мной, там переводчики найдутся! И уверяю вас – вот тогда генеральный секретарь сэр Раймонд Кендалл сюда сам пожалует. Так что давайте разойдемся без матерщины и мордобоя…
– Н-да, хорошо ты используешь свой служебный пост, – вздохнул Кузьмич и добавил: – На который я тебя, на свою голову, направил…
– Спасибо, я это помню. Что вы решили?
– А чего мне решать? Ты молодец – хорошим сыскарем стал. Но самый лучший сыщик – это живой сыщик. Значит, шустрый, вумный и везучий. – Кузьмич думал мгновение, потом добро, по-стариковски заперхал: – Да ладно, что ты, Сергей, возбух, как геморрой! Если ты дашь мне слово, что этот бандюга здесь больше не появится, – забирай его…
Вздохнул, печально помолчал и грустно сообщил:
– Все, Сережа, все затопил ледяной плывун безверия, половодье общего обмана…
Он протянул мне руку, я взял его мясистую пухлую ладонь, наклонился и плюнул ему в пригоршню. Сжал с силой его пальцы и тихо сказал:
– Будьте вы все прокляты, христопродавцы…
Подошел к Марине, глядящей широко открытыми глазами в выцветшее августовское небо. Разноцветные радужки стали в смерти одинаковыми – почти черными. Она улыбалась! Честное слово, она улыбалась!
Прости нас, дорогая девочка, ничего не изменить – разорвалась серебряная цепочка. Наверное, это ты нас с Котом спасла на рассвете своим букетом ненормальных цветов, лилий-стрелиций, похожих на птиц.
Поцеловал ее в теплый еще лоб и сказал Коту:
– Пошли.
Он смотрел на меня в упор, не понимая, что я ему говорю.
– Пошли, Кот!
– Куда? – спросил он. – Зачем?
– Не знаю. Может быть, ты захочешь рассчитаться за нее.
