На вооружении прибор не стоял, солдат нашёл его в разбитом магазине, в городе, когда из него выбили опузеров — так презрительно федералы называли оппозиционеров. Нашёл случайно, упакованным в фирменную коробку, в общей куче мусора, которую солдат лениво разгребал, ни на что особо не рассчитывая. А тут вдруг такой сказочный подарок!
Боец справедливо решил, что такая штука в личном пользовании очень даже пригодится на войне.
Автоматическая регулировка яркости изображения приблизила луну с проступившими очертаниями кратеров, и звёзды, которых отчего-то стало в несколько раз больше.
— О-о! Зырь! Зырь, чё! Звёзды, какие! Не, Кушак, ты зырь! — обращаясь к своему другу, восторженно забормотал солдат, окутанный дурманом наркотика.
— Не хочу я зырить, отвали, — лениво отозвался второй боец, плавая в омуте приятных ощущений.
— Не, Кушак, звёзды, я отвечаю, а луна, бля, ты позырь! — не унимался первый, слабо толкая локтём товарища.
— Уй-щ-щ! — зашипел Кушаков. — Сука, не бей по руке! Я тебе сколько раз уже говорил! Болит же. После того, как ротный отмудохал за тот «косяк», так и болит до сих пор.
— Ну, братан, ну, забыл, — виновато забубнил первый боец. — Мне тогда тоже досталось вместе с тобой, я чё-то не жалуюсь. Ты позырь, звёзды, какие!
— Бля, достал ты своими звёздами! — возмутился Кушак. — Чё там с ними, дай, посмотрю.
Кушаков поднёс к глазам прибор.
— Оба-на! — тихо воскликнул он, всё же остатками здравого сознания понимая, где они находятся, а ещё больше опасаясь ротного. — В натуре, Бобрик, ты чё раньше не говорил?
— От ты олень, а! — так же тихо ответил Бобриков. — Я ему говорю, позырь, он не хочет, а потом ещё и наезжает.
— Я тебе про другое. Почему до этого молчал?
— Да не было возможности проверить, в рюкзаке таскал, а тут решил с собой взять, — ответил Бобриков, радуясь в душе удачной находке.
— Ништяк, Бобрик. Слушай, а тут ещё подсветка есть.
Солдат решил использовать внешнюю, более мощную инфракрасную подсветку.
— Не включай, баран! Если снайпер где-нибудь засел, то снимет обоих, — заволновался Бобриков, проявляя впитавшуюся в кровь осторожность, не подавленную даже анашой. — Дай сюда, я буду смотреть, ты всё равно не хотел.
— Хрен тебе, — не мудрствуя лукаво, ответил Кушак, отводя руку товарища, требовательно тянущуюся за своей собственностью.
Чтобы немедленно забрать бинокль, Бобрикову пришлось бы повозиться с Кушаковым, но дурачиться он не хотел, состояние не то, да и место неподходящее, кругом караулы стоят.
Свои-то парни ничего не скажут, но вдруг ротный с проверкой пойдёт? Лучше не начинать. Сделав такой совершенно правильный вывод, Бобрик по привычке нащупал холодный ствол автомата — ещё одного верного друга, лежащего рядом.
— Козёл, — убеждённо сказал Бобриков, чтобы получить хотя бы такую сатисфакцию за экспроприированный бинокль.
— От козла слышу, — немедленно с не меньшим убеждением парировал Кушаков, не отрывая бинокля от глаз и поворачиваясь набок, спиной к другу и лицом в сторону тыла, чтобы ради интереса посмотреть, как видно окрестности, а не только ночной небосвод.
Бобриков вдруг почувствовал, как напряглась спина товарища, и услышал его бормотание:
— Чё это? Слышь, Бобрик, опузеры по-тихому ломятся, человек сорок. Метров двести отсюда.
— Да пошёл ты, — беспечно хмыкнул Бобриков. — Опять обкурился, нарк позорный.
Последнюю фразу он произнёс обличительным тоном, словно сам пятнадцать минут назад блаженно не втягивал горький дым.
— Я тебе в натуре говорю! — горячечно зашептал Кушаков, держа левой рукой бинокль у глаз, а правой нашаривая свой автомат.
— Кушак, ты совсем уже плохой стал, завязывай с дурью, — поучительно произнёс Бобриков. — Фронт у тебя за спиной, ты в тыл смотришь, башку включи. Как опозеры могут оказаться у нас в тылу?
Но Кушаков не слушал, активно толкая друга задницей, удобнее устраиваясь для стрельбы.
Его автомат заработал одновременно с тугими хлопками двух миномётов «Поднос», открывших огонь со своих позиций, и пулемётной очередью, трассерами обозначившей местонахождение врага, по которому вся подскочившая по тревоге рота устроила бешеную пальбу.
