- Думаешь, так легко пробраться на юг? Ты даже из города не сможешь выйти, не то что добраться до юга.
- Почему? Разве я боюсь? Разве ты видел, чтобы я хоть раз струсил за эти дни, когда мы сражались бок о бок? Если ты вообразил себе, что я струсил, то ты не знаешь правды о сынах Сахары!
И в этот миг в голове сахарца зародилась мысль, которая наполнила его душу надеждой и вызвала в ней безумное желание увидеть прекрасные серебряные лучи, пронизывающие пространство и окутывающие, словно покрывалом, крышу и стены этого дома. У него возник невероятный план... "А что, если я сейчас навалюсь на него, свяжу и выберусь из этого мрака?" Хорошенько обдумав, как привести свой замысел в исполнение, сахарец снова стал донимать своего товарища просьбами разрешить ему уйти.
- Какой толк от того, что мы сидим здесь, в темноте? - говорил он.
- Ложись спать, если хочешь.
- Как же я засну здесь, среди этих стен? Нет. Может, ты сам хочешь спать, а я уж если что задумал, так обязательно этого добьюсь.
- Почему ты так говоришь?
- Потому что не считаю нужным молчать, если не понимаю, зачем мы сидим здесь! Уж если тебе хочется помолчать, так пусть это молчание будет полным...
С этими словами сахарец навалился на него всем телом и связал ему руки за спиной. Сахарец был довольно силен, несмотря на кажущуюся худобу тела. Проделав это, он, улыбаясь, сказал своему командиру:
- Когда твои часы скажут тебе, что наступил день, крикни меня, и будь уверен, что твой зов достигнет моих ушей. А я больше не намерен оставаться в этой тюрьме.
- Но ты же рискуешь! Каждый, кто увидит, что ты вышел из дома, будет стрелять в тебя. Боюсь, что ты падешь от пули своих же братьев. Будь благоразумней!
- Если судьба когда-нибудь забросит тебя в Сахару и ты увидишь палатку среди семи пальм, будь почетным гостем в доме своего друга. Прощай!
Он выбежал из дома так, словно и впрямь вырвался из тюрьмы. Он чувствовал, как свобода, чей бег был приостановлен с тех самых пор, как он очутился во мраке дома, снова сильно и живо забурлила в его венах, чувствовал, что вся природа приблизилась к нему, благодатная и беспредельная: свежие ветерки, долетающие с моря, наполняли его грудь радостью и весельем, а неяркие лучи, которые посылали ему звезды, рождали в его глазах свет и восторг, и его палатка, которую он оставил где-то в Сахаре среди семи пальм, внезапно как будто перенеслась с земли на небеса и заняла свое место среди звезд... Да, он видел ее собственными глазами в созвездии Большой Медведицы, где каждая из семи звезд казалась ему пальмой, взошедшей из звезды, высокой и сверкающей... Он очень удивился этому - то, что он видел, казалось настоящим и не походило на мираж. Это были в точности семь его пальм, и палатка его стояла среди них, но вместо того, чтоб им быть на земле, там, где он их оставил, где-то в Сахаре, они внезапно перенеслись на небо, чтобы он смог увидеть их из города, который пришел освободить! Он и сам не знал, что делать. Продолжать свой путь или вернуться к товарищу, которому он связал руки и бросил на произвол судьбы? Если он продолжит путь, то что его ждет впереди? Этого он не знал. Он искал свет, воздух, свободу, и все это он сможет найти в дороге, если и дальше будет продолжать свой путь. Они станут сопровождать его с первого же шага, который он сделает, выйдя из города, и до последнего шага, который он ступит к своей палатке и семи пальмам где-то в глубине Сахары, где время не поддается делению на часы и минуты. Он не думает о смерти и не боится ее - ведь с тех самых пор, как его ноги ощутили под собой песок, он познал смысл жизни и во имя ее сражался с гадюками, скорпионами, жаждой, научился не поддаваться смерти. Всегда сильный, вечно смеющийся. А орудия противника, окружавшие город, были в его глазах не опаснее гадюк и скорпионов - просто с ними надо быть осторожнее. А то, что могло случиться во время осуществления его замысла, он себе совершенно не представлял. Так что же ему делать? Продолжать путь или вернуться к другу, которого он связал своими руками?
