Перед ними открылся кульверт. Шаги, гулко отдаваясь от стен, гудели в ушах.
— Сначала он решил, что перед ним умерший пациент. Но потом сообразил, что больничный персонал, намереваясь показать покойника родным, заворачивает его совершенно иначе. Тогда он позвонил своему начальнику. А тот в свою очередь связался с врачом.
Туннель изменил направление, стал еще шире, еще серее от бетона. Молодой полицейский шел все так же быстро, так же чертовски легко, оглянулся, сначала на Гренса, потом на Сундквиста, и сказал, уже не столь ровным голосом:
— Доктор спустился вниз. Увидел труп. И поднял тревогу. Вы сразу поймете почему.
Кульверт сделал еще два поворота, сузился и снова расширился. Нильс Крантц стоял за бело-синим ограждением из пластиковой ленты, которой отмечали место преступления. Внутри этой зоны работали криминалисты, старались зафиксировать улики, основу расследования.
Молодой полицейский из отдела общественного порядка коротко кивнул Крантцу, доложив, что с этой минуты все полномочия переходят к Эверту Гренсу и Свену Сундквисту. Гренс тотчас оттянул книзу бело-синюю ленту, чтобы перенести через нее свою негнущуюся ушибленную ногу.
— Погоди, Эверт. — Нильс Крантц устало развел руками. — Сперва мы должны осмотреть всю зону.
Вот так каждый раз.
Крантц вздохнул, достаточно громко, чтобы Эверт Гренс мог услышать. Он неплохо изучил комиссара. И знал, как и сам Гренс, что дознаватель начинает со сбора информации, допроса свидетелей и потерпевших. Не положено ему шастать внутри ограждения, пока там работают криминалисты, в перчатках и с пинцетами.
Кроме того, он знал, так же как и Гренс, что и в этот раз, и в следующий ему придется призывать комиссара к порядку.
— Что ты можешь мне показать?
Вот так каждый раз.
— Все осмотрено до самой кровати. Но, если хочешь войти, надевай вот это. — Крантц протянул им два белых халата, синие пластиковые бахилы и прозрачные шапочки. — И потом, Эверт, на сей раз ступай только туда, куда я разрешу.
Эверт Гренс и Свен Сундквист сняли пальто, еще мокрые от снега. Гренс тщательно натянул на ноги бахилы, надел халат, который оказался маловат, надвинул на лысину шапочку. Раньше, думал он, нас не заставляли рядиться в это барахло. Впрочем, лучше смешная шапчонка, чем потерянная улика. Объем технической информации ныне невероятно возрос, за последние годы аналитическая криминалистика развивалась семимильными шагами, не в пример мозгам дознавателей.
Нильс Крантц приподнял бело-синюю ленту, пропуская Гренса и Сундквиста на место преступления.
— Следуйте за мной.
Последний участок туннеля. Значительно более короткий. На взгляд Гренса, метров пятьдесят.
Здесь, в конце коридора, было темнее. Люминесцентных ламп не так много, и светили они послабее. А может, все дело в стене, которая хуже отражала свет, в старом, шершавом бетоне.
Примерно на полпути стояли восемь коек, одна возле другой. Большие, тяжелые, с металлическими спинками, на колесах. Склад посреди коридора. В больницах такие импровизированные склады возникают часто и совершенно спонтанно по причине нехватки места.
Труп лежал на самой дальней койке.
Женщина.
То, что раньше было женщиной.
Нильс Крантц остановился, у него за спиной Эверт Гренс нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Хотел подойти ближе, ему необходимо увидеть ее, увидеть лицо мертвой женщины, которое на ближайшее время станет частью его самого.
Я никогда не говорил с ними.
Я вообще редко когда видел их раньше.
Но после их смерти мне приходится разделять их мысли, их привычки, их будни. Я вдруг должен знать, что они ели на завтрак и с кем последний раз имели половой контакт, ездили ли они на работу на велосипеде или добирались на метро. Я знаю мало кого из живых, мне вообще на них наплевать, зато, черт побери, о множестве покойников я знаю больше, чем о себе самом.
Она лежала так спокойно.
Некоторые из них словно бы лежат спокойнее других.
Волосы у нее черные, довольно короткие, прямые. Может статься, цвет не природный. Слишком уж темный, такой часто получается, когда волосы красят дома.
Лежала она на спине, в верхней одежде. Куртка застегнута на все пуговицы и пропитана кровью, ткань буквально одеревенела от жидкости, которая давно успела засохнуть.