Вдали слышен шум. Возможно, кое-кто сумел сбежать.
Они продолжали опустошать подземелье, отловили еще двенадцать бездомных, двенадцать мужчин разного возраста, обнаруженных в разных частях туннельной системы. Вместе с одиннадцатью женщинами их отвели к бытовке на Фридхемсплан. Когда их, грязных и замерзших на январском морозе, допросили, Гренс принял решение. Нельзя людям, черт побери, жить в таких условиях, среди крыс и темноты. Он распорядился выставить охранников из частных агентств у каждого спуска в районе Фридхемсплан. Коль скоро мы выгоняем их на улицы, власти обязаны о них позаботиться. И те, что сбежали, те, кого полиция не сумела схватить, никогда больше не вернутся под землю.
*
Эверт Гренс одиноко стоял в темноте туннеля.
Он упаковал свой противогаз, ручные фонари, смолкнувшую рацию. Операция прошла четко, организованно. Он не изменит своей оценки и позже, когда это будут обсуждать в СМИ и на внутренних собраниях. Двенадцать мужчин, семь женщин и четыре несовершеннолетние девочки выдворены из подземелий и взяты под опеку. Кое-кто заявлял, что двое пожилых бездомных, которых через неделю после зачистки нашли замерзшими в туннелях метро возле Стадсгордскайен (тот и другой были раздеты догола, так часто бывает, когда смерть ходит об руку с морозом; одним из них оказался Миллер), — кое-кто заявлял, что их гибель есть результат закрытия туннелей, эти люди отчаянно искали тепла. Но Гренса такие доводы не убедили: бездомные замерзали насмерть каждую зиму.
Комиссар медленно зашагал прочь, один шаг тяжелый, другой едва заметный, негнущаяся нога болела, усиливая хромоту. Он направлялся к двери в гараж полицейского управления, минувшие несколько часов были полны хлопот, он проголодался, хотел пить и решил наведаться к торговому автомату в коридоре, а затем продолжить облаву на человека, которого, собственно, искал.
Он только что допросил двадцать трех обитателей подземелий в районе Фридхемсплан.
И был уверен, что убийцы среди них нет.
Настоящее время
четверг, 9 января, 19:45
церковь Святой Клары
Эверт Гренс идет через гараж управления и с каждым шагом чувствует себя все более опустошенным. Напряженная подземная операция отодвинула мысли о ней, ужасные мысли, которые кромсали мозг на части; пока он работает, пока видит, как она сидит у окна и смотрит на воду глубоко внизу, она будет жива.
Сегодня вечером он домой не пойдет.
Вот и лифт. Слишком тесный и медленный, он все же остается самой простой дорогой в отдел. Перед комиссаром двое коллег, мужчина и женщина, незнакомые, молодые, им еще работать и работать. Интересно, понимают ли они, что в конечном счете сорок лет службы совершенно ничего не значат.
Трудно достать из кармана мобильник, когда ты зажат между коллегами и стенкой лифта. Гренс проклинает кабину, рассчитанную на детей.
— Эверт, это я.
Вопреки обыкновению, Свен говорит быстро и громко:
— Мне звонила Сильвия, сестра милосердия.
Свен Сундквист звонит из машины, он только что спешно покинул дом в Густавсберге и на полной скорости гонит обратно в Стокгольм. Несколько минут назад Сильвия описала ему девочку, которая сидит на одной из передних скамей в церкви Святой Клары. Сидит там весь день с раннего утра, не желая ни с кем общаться. Она заторможена и неконтактна, судя по запаху и виду — бездомная. В этом нет ничего необычного, люди, ищущие защиты и утешения, часто заходят в эту церковь, расположенную между Центральным вокзалом и площадью Сергельсторг, тихое пристанище среди городской лихорадки. Но Сильвия говорила о фото из дела более чем двухлетней давности, которое видела в папке Свена, и о снимке, хранившемся в портмоне Лиз Педерсен, и об описании Миллера, рассказывавшего, как девочка выглядит сейчас.
Рост, вес, цвет глаз — все совпадает.
Девочка в грязной красной куртке и в двух парах длинных штанов под юбкой, возможно, Янника Педерсен, которую они ищут.
Гренс с силой жмет на кнопку «стоп». Коллеги сердито смотрят на него, но ему совершенно наплевать на их вопросительные физиономии и укоризненные глаза. Он жмет на кнопку подвального этажа, молча, ни на кого не глядя, выходит из лифта.
