Обливаясь слезами (здоровье супруга ее так беспокоило!), Ветта отвезла его в долину Шеврез и сняла ему в небольшой гостинице комнату на солнечную сторону. Вернувшись в Париж, она продала свою последнюю драгоценность: обручальное кольцо, подаренное ей когда-то Медом.
Ветта обладала практической сметкой, и ей отнюдь нельзя было отказать в изобретательности. Ее характер отличался непреклонной волей. Вдали от супруга, потерявшего всякую надежду на лучшее, она смогла принять решение и действовать по-своему. Ни она сама, ни принц впоследствии не пожалели об этом.
Спустя некоторое время, Ветта стала навещать мужа каждое воскресенье. Она приезжала около полудня, уезжала ночью, но ничего не говорила о своем новом занятии. И, хорошо воспитанный, Мед не спрашивал ее об этом. Ему достаточно было жить и получать еженедельные подарки, черпая в оптимизме жены утешение.
Прошло три месяца. В одно из воскресений, встречая Ветту, Галауд увидел, что она приехала в новом, только что купленном автомобиле: он вдруг почувствовал себя бодрым и заговорил о возвращении в Париж. Но Ветта посоветовала ему продлить отдых еще на месяц, и после дивных часов самозабвения и ласк они расстались.
В тот же вечер принц начал страдать как никогда от отсутствия жены. Он представлял ее изнурительную работу ради него шесть дней подряд в какой-то огромной конторе, о которой она мельком упомянула, и где работало, кроме нее, еще несколько женщин.
Он изумлялся, восхищался (лишь при демократическом строе любая личность может возвыситься, если она обладает умом и смелостью!) — и одновременно терзался ревностью. В конце концов мучения привели принца к ужасному подозрению: жена обманывает его! Конечно: только высокопоставленный покровитель мог обеспечить ей такой быстрый и необычайный успех, который не оправдывался ни образованием Ветты, ни ее природной находчивостью и сообразительностью. И вот, совсем потеряв голову от этих мыслей, бен Галауд бросился на вокзал, сел в первый же поезд, идущий в Париж… И вот он уже на пороге своего отеля Отей…
Его встретила незнакомая привратница. По правде сказать, миловидная, она понимающе улыбнулась ему, не стала задавать вопросов, и принц, пройдя через сад, обновленный весной, вошел в вестибюль.
На вешалке висело несколько мужских шляп и элегантных пальто: из соседних комнат слышались голоса. Мед заволновался. Так вот как работала его жена?! И надо же было случиться, чтобы он, возвратясь после стольких месяцев отсутствия, застал ее врасплох здесь, далеко от конторы, устраивающую прием? Сердце супруга наполнилось гневом. Но он решил, что лучше взять себя в руки, чем прежде времени метать молнии, и вошел в салон.
Двое пятидесятилетних мужчин с жирными, лоснящимися лицами тотчас же смолкли. Здороваясь с ними, Галауд заметил в петлицах их черной одежды орденские ленточки Почетного Легиона. Он прошел в угол комнаты, упал в первое попавшееся кресло и закрылся газетой. Мужчины сдержанно возобновили свой разговор.
— Ты не можешь себе представить, — донеслось до Галауда, — как мне нравится приходить сюда. Скромный персонал, уютный дом. И насколько же эти женщины знают свое дело! Как они красивы и профессионально изобретательны! А что касается такта, деликатности хозяйки дома — то это настоящая принцесса!
«Так, — подумал Мед, — теперь у меня есть доказательства: Ветта солгала мне; она устраивает приемы и тех моих женщин, которых сама же от меня ревниво прятала и запирала, приглашает на них! Что же она от меня скрывает?»
Его размышления были прерваны появлением Люксюр, к его удивлению, почти полуголой: на ней было только легкое возбуждающее чувственность трико из тюля и газа. Затейливая игра полупрозрачной ткани при каждом ее движении сама по себе ввела бы в грех самого целомудренного из аскетов. А пока что она явно разжигала этих двух пятидесятилетних, один из которых и поспешил за ней.
Вне себя от гнева и возмущения, Мед бросил газету и стремительно вышел из салона. В конце коридора он увидел Ветту. И когда ее супруг, готовый расправиться с ней, приблизился, она сказала тихо, но с холодной и властной улыбкой: «Одну минуточку, мой друг», и продолжила, обращаясь к худощавому мужчине в легком пальто:
