Отчаянные вопли привлекли внимание стражи. Примчавшись на место, отряд обнаружил двух покойников с разорванным горлом и в мешке на полу Дульси Галвей, израненную, без сознания. Пройдя дальше, на задней лестнице они обнаружили охранников, приставленных к ней как к члену Семьи, — у всех были перерезаны глотки. Спасителя Дульси охрана найти не смогла. Никто не знал, откуда могли взяться следы животного, отпечатавшиеся кровью на безукоризненно белом полу. Среди прислуги поползли слухи, будто Семью Галвеев охраняет чудовищное привидение и призрак волка бродит по коридорам, отмщая всякому, кто причинит вред Дому.
Ни Кейт, ни другие Галвеи не считали нужным вносить поправки в эту историю.
Дугхалл встретил карету возле дверей. В ней оказалась одна только Типпа; на ее лице был написан ужас голубки, едва вырвавшейся из когтей леопарда. Сердце Дугхалла дрогнуло, заколотилось, и он ощутил, как кровь отхлынула к ногам. Через мгновение Кейт в сотне обличий замелькала перед его глазами. Маленькая Кеит-ча, темноглазая и темноволосая, улыбающаяся ему во весь белозубый рот, занятая игрой на полу сельского дома своих родителей… А вот она уже, должно быть, лет семи или восьми, очаровательная девочка, дикарка, застенчивая и любопытная, потихоньку подбирающаяся поближе, но готовая отступить, почуяв опасность. А вот Кейт, бегущая по огороженному дворику — волосы вымпелами вьются за спиной, на поясе венок из маргариток. Или Кейт четырнадцатилетняя, верхом… Вот она посылает коня через препятствия, и оба они птицей летят над барьером, а потом грохочут копытами по лужайке. А вот Кейт, окликающая его с дерева. Или Кейт повзрослевшая… она выглядывает из окна и тоскует о местах, где еще не бывала. Потом Кейт семнадцатилетняя, полная счастья, только что услышавшая от него новость: он как раз сейчас убедил родителей, что их дочь станет прекрасным послом и может приступить к учебе.
И теперь Кейт пропала. Если с ней что-нибудь произошло, он должен винить лишь себя самого. Ее нужно было отправить назад в тот самый миг, когда он заметил среди гостей коварного Сабира… Однако в таком случае он нарушил бы собственное прикрытие; кроме того, ему и в голову не приходило, что кто-то посмеет напасть на посланника — пусть и столь юного — на таком людном приеме, да еще в День Именования.
Он приказал себе успокоиться. Быть может, Типпа сумеет вразумительно объяснить, почему вернулась домой одна.
— А где Кейт?
На него смотрели ясные перепуганные глаза.
— Она… осталась позади. Там случилось что-то, но она не объяснила, что именно. Она так рассвирепела… А принцы… они были такими любезными со мной, но Кейт поссорилась с ними… и заставила меня самостоятельно возвращаться домой.
От девушки пахло вином, румянец щек и блеск глаз говорили: она пьяна. Внимательные компаньонки никогда не позволили бы ей напиться. И какие это принцы были с ней любезны? Семьи не слишком жаловали претендентов на давно уже пустовавшие престолы, а все принцы, с которыми Типпа могла повстречаться в Ибере, принадлежали к этой разновидности. Кейт — девушка разумная; предвидя неприятности, она заставила Типпу оставить бал и отправила ее домой.
Но что случилось потом? Она вернулась назад разбираться с принцами? Одинокая девушка в незнакомом ей городе, в доме, принадлежавшем закоренелым врагам ее Семьи более сотни лет? Способна ли она на такой поступок?
Нет. Кейт — разумная девушка. И случиться могло что угодно, только не это.
Типпа казалась слишком пьяной, чтобы от нее можно было добиться какого-либо толку. Однако Дугхалл надеялся, что ради Кейт она все-таки скажет хоть что-то полезное. Надо увести ее в дом, разбудить посольского лекапевта — пусть даст ей чего-либо отрезвляющего. Тем временем надо поднять службу безопасности и послать своих людей на улицы. В приватную часть дома Доктиираков не проникнешь без войска, а в столь поздний час, когда почти все гости уже разошлись, он не сумеет подыскать сколь-нибудь разумного предлога даже для того, чтобы его пустили в Парадные Залы. Но можно послать доверенных людей Дома Галвеев незаметно осмотреть окрестности.
