Создается впечатление, что в то время, в конце ноября - начале декабря 1941 года, президент Рузвельт еще не пришел к окончательному выводу о своем курсе в предстоящих событиях. Одно просматривается определенно - его желание "потянуть" время, отложить момент окончательного решения на возможно поздний период. Более или менее отчетливо мысли президента передает его беседа с английским послом лордом Галифаксом 1 декабря. Черчилль требовал от своего посла заставить американцев действовать быстрее и энергичнее. Это была трудная задача.
Рузвельт пообещал послу, что, в случае японского нападения на английские и голландские владения, "мы будем в одной лодке", но его интересовало, что станет делать Лондон, если японцы нападут на Таиланд или укрепятся в Индокитае с прицелом на бирманскую дорогу, соединяющую западные державы с Китаем. Обе стороны на этой фазе своих отношений уклонялись от определенных ответов, причем Рузвельт (в этой беседе, а также 3 и 4 декабря) постоянно обещал англичанам "помощь", но эти обещания требовали уточнений, какого рода помощь имеет в виду американский президент.
Обе стороны договорились, что пошлют предупреждение Токио, но пошлют раздельно и - на этом настаивал Рузвельт - только после того, как японское правительство объяснит все обстоятельства предпринимаемых им действий. Надо ли лишний раз повторять, что стратегия "воздержания" диктовалась, видимо, общей неясностью мировой обстановки. Немцы дошли до Москвы, и весь мир замер, ожидая решающих событий этой битвы. Победа или поражение одной из сторон, несомненно, в самой большей степени воздействовали бы на Японию. Президент Рузвельт стремился выступить на том этапе войны, когда американская мощь имела бы явно решающее значение.
В Токио же на имперской конференции 1 декабря 1941 года, проходившей в обстановке исключительной секретности, было решено начать войну с Америкой в лучших самурайских традициях XX века, как это было в Порт-Артуре в 1904 году и в Маньчжурии в 1931 году - без формального объявления войны, без предварительных деклараций. Американским Порт-Артуром в данном случае должна была стать гавайская база Тихоокеанского флота США Пирл-Харбор. В Вашингтоне Курусу и Номура осуществляли дипломатическое прикрытие, а японские авианосцы уже двинулись к Гавайям. Госсекретарь Хэлл продолжал настаивать на "фантастических" требованиях - уходе японцев из Китая. Империалистическая Япония не мыслила себе такого отступления, свой подлинный ответ она готовила втайне.
Что называется "без пяти двенадцать" Рузвельт обратился 6 декабря 1941 года к японскому императору. В этом послании концентрация японских войск в Индокитае была охарактеризована как "порождающая чувство глубокой обеспокоенности" ввиду угрозы Филиппинам, голландской Ист-Индии, английской Малайе и Таиланду, а заодно и мирным отношениям Японии и США. Только увод японских войск мог бы разогнать сгустившиеся над Тихим океаном "темные облака". Своим гостям в Белом доме Рузвельт сказал по этому поводу: "Сын человеческий только что послал обращение к сыну бога".
Конфликт назрел, и не ясно было лишь то, где и когда он разразится. Г. Гопкинс предложил Рузвельту нанести удар по Японии первыми. "Мы не можем сделать этого, - ответил президент. - Мы мирная страна и мы демократия". Позднее Г. Стимсон объяснил сенатской комиссии по расследованию обстоятельств войны, что, "несмотря на риск нападения японцев, мы, желая иметь поддержку американского народа, хотели получить полную определенность в отношении того, кто первым нанес удар".
Сейчас достоверно известно, что Рузвельт в эти дни изучал опросы общественного мнения, суждения редакторов ведущих газет. Детализированный опрос за ноябрь венчался таким заключением: американцы полагают, что "после шторма солнце никогда не светит так ярко, как до него". Несмотря на явные надежды на победу в мировом конфликте, примерно 70 процентов американцев полагали, что после войны наступят тяжелые времена, связанные с безработицей, ростом цен, падением заработной платы. Никто не мог сказать определенно, оправданы эти предположения или нет. Ясно было, что конфликт потребует больших жертв. Нет сомнения, что в отличие от многих своих сограждан Рузвельт думал не только о них, но и о редком историческом шансе, который получала Америка в том случае, если она возглавит победоносную коалицию.
