Активность Рузвельта осенью 1944 года была поразительна, Она давала ответ тем, кто сомневался в его физической способности вести государственный корабль. Миллионы американцев видели президента, который преодолевал страшные испытания военных лет, постоянный стресс с неизменной улыбкой. ("Мужество - это достоинство, проявляемое под давлением обстоятельств", - говорил Черчилль.) Чтобы опровергнуть все домыслы, Рузвельт пошел на испытание в характерном для себя духе. При первой же представившейся возможности (а это была четырехчасовая поездка по Нью-Йорку) он, несмотря на проливной дождь, откинул верх машины и снял шляпу. Холодный осенний дождь быстро промочил всех пассажиров президентской машины до нитки. Дважды Рузвельт быстро переодевался, но он не сократил маршрута и времени следования. Он стоял и махал шляпой, а дождь был безжалостен. Седые волосы слиплись, сквозь мокрое пенсне ничего не было видно, но сотни тысяч ньюйоркцев могли наблюдать его знаменитую улыбку, и он не переставал улыбаться все четыре часа. Даже пресса соперников писала, что видела символ жизнестойкости.
(Немцы тоже приняли участие в избирательной кампании 1944 года. Берлинское радио призвало американцев очистить от Рузвельта дом, который когда-то был белым.)
Республиканцы говорили всем и каждому, что Франклину Рузвельту шестьдесят два года, а Томасу Дьюи - сорок два. Чтобы рассеять сомнения в физическом состоянии Рузвельта, его врач - вице-адмирал Микинтайр опубликовал итоги обследования: "На восемь или девять фунтов меньше, чем оптимум. Честно говоря, я бы добавил несколько фунтов. Он не был в бассейне со времени поездки в Квебек. Но он собирается посещать бассейн сейчас снова. Он хороший пловец, и это дает ему возможность для физических упражнений... Никаких органических недостатков. Здоровье в норме. Он делает ежедневно огромную работу. Но он выносит эти нагрузки изумительно. Слухи о слабости его здоровья объяснимы в годы выборов, но они не имеют под собой оснований".
Особое впечатление произвела речь Рузвельта в столице 23 сентября 1944 года, получившая известность как речь о собаке Фала. "Республиканские вожди не удовлетворяются нападками на меня, на мою жену и моих сыновей. Им недостаточно этого и сейчас они избрали новую мишень, мою маленькую собаку Фала. Я, разумеется, не протестую против нападок, как и вся моя семья, но Фала протестует".
Это был во многом эмоциональный удар по умелому и энергичному сопернику - губернатору Нью-Йорка Дьюи, в число слабых мест которого входило отсутствие чувства юмора.
Более серьезную опасность для Рузвельта являли те, кого идеи предоставления судеб мира "четырем полицейским" не удовлетворяли как обращение к старым, столетней давности, методам обанкротившейся дипломатии. Выражая взгляды либералов, журнал "Нэйшн" отмечал "поразительную схожесть принципа "четырех полицейских" с принципом ёнового порядка", который страны ёоси" пытались навязать Европе и Азии". Либералы были крайне разочарованы выбором сенатора Г. Трумэна в качестве напарника президента. Прежний вице-президент, Г. Уоллес пользовался в этих кругах заслуженной репутацией, а Г. Трумэн отстоял далеко от американского либерализма.
Между тем Рузвельт в ходе предвыборной кампании активно развивал тему либерализма, обращенного на международную арену. Он трактовал результаты конференции в Думбартон-Оксе (август 1944 года) как отправную точку либерализации всей системы международного обмена. И как коронную тему своей предвыборной платформы он преподнес избирателям идею создания мощной международной организации с самыми широкими полномочиями, в которой американскому правительству не препятствовал бы сенат. Он настаивал на том, что будущая организация должна иметь все необходимые ресурсы силой реализовывать свои решения. В речи 21 октября 1944 года Рузвельт не оставил на этот счет никаких сомнений: "Совет Объединенных Наций должен иметь полномочия действовать быстро и решительно для восстановления мира, если это необходимо, при помощи силы".
В недели и месяцы, предшествующие выборам, наиболее острой проблемой союзной дипломатии Рузвельта становится "польский вопрос". В США американцы польского происхождения требовали того же, чего требовал Черчилль поддержать польское лондонское правительство, заставить советское руководство не признавать Люблинский комитет, уже утвердившийся в Польше, и гарантировать ей границы 1939 года. Рузвельт, как это видно сейчас, отчетливо понимал, что польская проблема реально может разрушить само основание послевоенного мира - союзные отношения с СССР. Несомненно, что Рузвельт в это время также высоко ценил обещание Москвы выступить на Дальнем Востоке против Японии. Именно поэтому он не поддержал отчаянных призывов главы лондонского правительства Миколайчика оказать энергичное давление на Сталина. Для Миколайчика согласиться с границей между Польшей и СССР, определенной еще в 1920 году лордом Керзоном, было равносильно политической смерти. И он, не получив помощи Рузвельта, в конце 1944 года ушел в отставку. Рузвельт попросил отложить вопрос о признании Люблинского комитета до встречи "большой тройки". Но даже понимая опасность разобщения с США, советское правительство признало Люблинский комитет полноправным правительством Польши.
