В свете тех усилий, которые предпринимало посольство, это был положительный сигнал.
К тому же я получил и расшифровку этого сигнала. Меня посетил весьма близкий к де Голлю человек, его представитель в Москве во время войны Шмитлэн. Мы через него пытались разведать настроения де Голля насчет поездки к нам, задали ему интересовавшие нас вопросы. Теперь он принес ответ. Достаточно определенный. Де Голль, заявил он, хочет совершить такую поездку. В принципиальном плане вопрос он для себя решил. Более того, наметил и удобный для него период визита — после президентских выборов, которые должны были состояться в конце 1965 года. «Де Голль, — подчеркнул собеседник, — хочет побывать в Советском Союзе не в положении президента, заканчивающего свой срок, а в качестве президента, победившего на выборах». Перспектива прояснилась. Я проинформировал Москву, и там было решено действовать, исходя из этого ориентира.
В начале 1965 года С. Виноградов подтвердил французскому президенту приглашение посетить Советский Союз с официальным визитом, сделанное еще в 1960 году Н. Хрущевым.
В Советский Союз был приглашен также министр иностранных дел М. Кув де Мюрвиль, В начале февраля 1966 года Ж. де Бомарше пригласил меня и передал пожелание французской стороны, чтобы до визита М. Кув де Мюрвиля к нам советский министр иностранных дел А. А. Громыко посетил Францию. С этим Москва не замедлила согласиться. Стоит отметить, что министры иностранных дел двух стран ни разу не встречались несколько лет, начиная с 1962 года. Политический сдвиг в отношениях стран начинал приобретать конкретные формы. О точных сроках визита французского президента еще ничего не говорилось, но и в Москве, и в Париже утверждалось понимание, что обмен визитами министров иностранных дел был призван подготовить эту акцию.
Незадолго до прилета А. А. Громыко С. Виноградов должен был покинуть пост посла во Франции. В связи с Этим мне пришла мысль добиться награждения его орденом Почетного Легиона. Я был убежден, что в политическом отношении это хорошо вязалось бы с процессом улучшения отношений между Советским Союзом и Францией. Зная настроения С. Виноградова, я не сомневался, что ему это было бы приятно и в личном плане, но, конечно, не могло быть и речи о том, чтобы завести об этом разговор с ним самим. Вообще я не видел в таком деле советчиков ни вокруг, ни в Москве. Поэтому я отправился прямо в Елисейский дворец, вернее, в очередной раз встретился с обычным моим там собеседником — де Сен-Лежье в одном из ресторанов на Елисейских полях. Ему я и поведал замысел. Личная реакция собеседника была сразу самой положительной, с той лишь оговоркой, что инициатива такой акции должна была исходить по французским порядкам от Кэ д’Орсе и поэтому требовалось «подбросить» эту идею Кув де Мюрвилю и поработать с ним. К счастью, эти хлопоты де Сен-Лежье взял на себя. Однако он, в свою очередь, задал мне вполне естественный вопрос: уверен ли я в положительном отношении Москвы, если Париж выступит с соответствующим предложением? Дело-то было необычное. Это поставило меня в непростое положение. Я бы предпочел, чтобы Париж выступил с инициативой, не задавая мне подобных вопросов, хотя отдавал себе отчет, что хочу слишком многого. В складывавшихся обстоятельствах благоприятную реакцию в Москве можно было предполагать с большой степенью уверенности, но для того, чтобы дать ответ, необходима была полная ясность, а это требовало в Москве решения руководства. Для такого решения надо было написать в Москву телеграмму. Телеграмму же мог подписать только посол. Вот и пришлось мне, вернувшись в посольство, поведать Виноградову обо всем. Он не проронил ни слова, что я истолковал как хороший признак, и отправился писать телеграмму. Москва ответила согласием. Сергей Александрович стал кавалером ордена Почетного Легиона высшей степени. Вручил ему этот орден позже в Москве во французском посольстве Кув де Мюрвиль по случаю своего визита к нам. Напряженная программа визита не давала возможности организовать специальную церемонию. Вечером того же дня Кув де Мюрвиль, увидев меня на ужине, воскликнул:
