Все еще находясь под гнетом тяжелых указаний насчет префектов и префектур, посол высказал в конце беседы соответствующие пожелания по программе, но де Голль мягко посоветовал договориться обо всем с М. Кув де Мюрвилем, что значило спустить вопрос на тормозах.
Больше об этом никто не упоминал.
Вручая несколькими днями позже посольству последний вариант программы, де Бомарше подчеркнул, что на приемах в муниципалитетах будут присутствовать не только официальные представители, но также общественные и политические деятели.
Последний штрих: накануне начала визита де Голль передал просьбу, чтобы в его загородную резиденцию в Рамбуйе, где предполагались переговоры с Хрущевым с глазу на глаз, советский руководитель приехал вместе с супругой, что придало бы встрече там теплый характер.
Вместе с моими коллегами по Первому Европейскому отделу мы с беспокойством следили за этой дуэлью двух столиц. Были моменты, когда мало кто брался предсказать ее исход. Не знаю доподлинно, была ли болезнь Хрущева дипломатической, придуманной для того, чтобы выйти из тупика, или же настоящей, так удачно случившейся в необходимый момент. Оставляю возможность рассказать об этом другим. Однако, во всяком случае, оказавшись в конце концов в специально построенном для встречи Хрущева павильоне в аэропорту Орли — павильоне, навсегда получившем название «изба», — я не удивился тому, что первая фраза, обращенная де Голлем к Хрущеву, была:
— Итак, вы здесь! Могу вас заверить, что мы весьма рады этому!
* * *
Встреча Хрущева французами была впечатляющей.
На всем пути кортежа из аэропорта Орли до Парижа люди, люди, люди. Очень много. У одних плакаты с добрыми пожеланиями, советские и французские флажки, цветы. Они машут руками, встречают головную машину приветственными возгласами. Другие более сдержаны. Но интерес всеобщий. И так в течение всех одиннадцати дней пребывания Хрущева во Франции. В разных ее концах. Невероятно! В своей оценке визита, отправленной из Парижа, Хрущев отметил, что встречи с народом по теплоте и дружественному отношению к нам и нашей стране превзошли все ожидания.
Конечно, постарались Морис Торез, коммунисты. Но этим всего не объяснить.
Визит советского премьера в Соединенные Штаты в сентябре 1959 года прозвучал как событие мирового значения. Советский лидер, заявил де Голль, «растопил там лед». Теперь он здесь, в сердце Западной Европы. Руководитель страны-колосса, центра гигантского политического массива, начало которого в каких-то трех сотнях километрах от Рейна, а конец — на далеких берегах Тихого океана. Он предстает впервые на французской земле в плоти земного человека В открытой машине. Рядом с президентом Франции. Улыбается. Живо реагирует на то, что происходит вокруг.
Может быть, и в самом деле в мире повеяло чем-то новым? Во всяком случае, даже намек, надежда на это всколыхнули людей. Разрядка — слово, в общем, не новое — стало вызывать к себе внимание, заставлять задуматься.
…В программе следует короткая пауза, только для того, чтобы советский премьер взглянул на свою официальную резиденцию на Кэ д’Орсе — здание рядом с Бурбонским дворцом, развернутое фасадом к Сене.
В 12.45 де Голль уже ждет гостя в Елисейском дворце. Я рядом с Хрущевым, чтобы выполнить свою роль переводчика С острым интересом наблюдаю встречу этих двух людей, столь разных по происхождению, по взглядам, по манере поведения, по внешнему облику.
Французский президент неподдельно рад Он, человек, известный своим хладнокровием и невозмутимостью, сдерживает волнение. Хрущев широко улыбается, ведет себя раскованно. Первая беседа совсем короткая. Хрущев преподносит де Голлю копию вымпела, незадолго до этого доставленного советской ракетой на Луну, и модель ракеты, с помощью которой была сфотографирована невидимая часть Луны. Де Голль шутит, что лететь на Луну не собирается, но добавляет, ему будет приятно иметь у себя такие подарки. Все это — короткий миг, открытый для репортеров. Затем следует разговор. Непродолжительный. Присутствуют переводчики — по одному с каждой стороны, никого больше.