Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов. Союз государственной службы и поэтической музы - страница 13

Блудову повезло с покровителем. В отношении юного Дмитрия Николаевича его покровитель Державин действовал бескорыстно, в соответствии с принципом, который он выразил в поэтической форме: «Добро творить — не собираться, /А должно делать, делать в миг»[112].

Державина многое связывало с Блудовыми. Поэт был бедным родственником Феклы Савишны Блудовой[113] — двоюродной тетки Державина по матери (урожденной Феклы Андреевны Козловой)[114]. Ф. С. Блудова в 1762 г. проживала в Москве на Арбатской улице в собственном доме[115]. В то время Державин, по его словам, был ей «порученным» своей матерью. Это давало тетке право на «страшную выгонку» племяннику. Державин вспоминал, как под угрозой написать матери, «буде он ее не послушает», Ф. С. Блудова помешала его намерению обратиться за протекцией к И. И. Шувалову[116], к тому времени «бывшему главному куратору» Московского университета и Казанской гимназии. «А как воспитан он был в страхе божием и родительском, то и было сие для него жестоким поражением…»[117], поскольку ему ничего не оставалось, как «отправлять» «наряду с прочими солдатами все возложенные низшие должности»[118]. Позиция тетки оказалась непреодолимым препятствием для Державина. Полученный им от родственницы удар был тем чувствительней, что Державин не без основания рассчитывал на помощь Шувалова: тот однажды уже сыграл в его судьбе важную роль. Будучи куратором Казанской гимназии, Шувалов оказал поддержку ее ученику Державину. По воспоминаниям Державина, за неимением учителей в г. Яранске, т. е. месте службы отца, он был «научен от церковников читать и писать». Немецкому языку его учил сосланный в каторжную работу немец И. Розе, «сам невежда», не знавший грамматики. Математике обучали сослуживцы отца Лебедев и «артиллерии штык-юнкер Полетаев». В 1758 г. мать Державина отдала своих сыновей в открывшуюся в Казани гимназию, директором которой был М. И. Веревкин. Директору следовало отчитываться перед И. И. Шуваловым «в успехах» вверенной ему гимназии. Среди учеников, которые в качестве поощрения и награды были записаны «в службу в полки лейб-гвардии солдатами», был и Г. Р. Державин[119]. В тексте «Записок» Державин неоднократно называл Шувалова «своим покровителем».

Ф. С. Блудова, «запрети» Державину «накрепко ходить к Шувалову», руководствовалась сложившимся у нее негативным отношением к И. И. Шувалову, как масону, что являлось выражением ею общего неприятия появившихся тогда в Москве масонов. В них она видела «отступников от веры, еретиков, богохульников, преданных антихристу»[120]. По-своему она старалась уберечь племянника. В отношении принадлежности И. И. Шувалова к масонству Ф. С. Блудова не ошибалась[121].

Все эти женщины: мать Державина — Фекла Андреевна, ее родственница и тезка — Ф. С. Блудова, а также мать Д. Н. Блудова — Катерина Ермолаевна, происходившая из новгородских дворян — представляли определенный тип русской дворянки XVIII в. Представляя разные поколения, они не принадлежали европеизированной великосветской элите. Малообразованные (по выражению Державина, «по тогдашнему веку непросвещенные»), но «по природе умные и благочестивые».

По свидетельству М. А. Дмитриева, записанному тем со слов представителя старшего поколения его дяди И. И. Дмитриева, близкого как Г. Р. Державину, так и Д. Н. Блудову, но старше последнего на четверть века, «барыни и девицы были почти все безграмотные», учились читать и писать только богатые и избранные. «Это было исключительным явлением, — писал М. А. Дмитриев, — что мой дед говорил по-немецки и понимал по-французски, и что моя бабка умела писать и читала книги»[122].

Запомнившиеся Державину угрозы тетки Ф. С. Блудовой написать его матери — Ф. А. Державиной в случае его непослушания, сами по себе еще не доказывают умения писать. Письма могли писать по поручению дворян и «грамотники», в том числе из дворни[123]. Но по свидетельству Я. К. Грота, имевшего возможность изучить несколько сохранившихся писем матери Державина Феклы Андреевны, она все же, хотя и была женщиной «без образования», тем не менее, писать умела, правда, «едва». И все же Грот делает предположение о вероятности диктования ею писем