Мозес ежедневно общался с редакторами, знал обо всем, что происходит в газете, частенько даже приезжал к пяти часам утра, чтобы проследить за тем, как развозится газета, посещал газетные киоски, поощряя продавцов Inquirer. «Я купил газету не для того, чтобы делать деньги. Газета должна служить обществу. Если она не отстаивает гражданские права, не борется за счастье и здоровье коммьюнити, ее не стоит печатать – есть много других способов заработать деньги», – говорил он.
Когда его спрашивали, какой партии – демократической или республиканской газета больше симпатизирует, Мозес неизменно отвечал: «Газета должна быть объективной».
Девизом The Philadelhia Inquirer стали слова: «Независимая газета для всех». В одном из первых номеров он поместил программную статью, объясняя свою позицию. «В нашей газете мы всегда будем бесстрашно отстаивать интересы американской демократии, бороться за равные права для работников и предпринимателей, будем бороться против политического лицемерия и коррупции, за гражданские права угнетенных». Это были не пустые слова: Мозес Анненберг действительно следовал этим принципам всю жизнь.
Его подчиненные, которые сначала с ужасом ожидали его появления в газете, позднее, узнав его, поняли, что за внешней грубоватостью кроется настоящая любовь к газете, стремление сделать ее лучше. «Он был простым, сердечным человеком, который знал газетное дело лучше многих. Дверь его кабинета всегда была открыта, он ел ланч в столовой для сотрудников. Босс входил в комнату стремительно, полы его длинного пальто развевались, он знал по имени каждого редактора, всегда здоровался за руку, понимал все наши проблемы», – говорил редактор газеты Эли Зэкэри.
Уолтер всегда был рядом с отцом, они жили в одном отеле, занимая разные апартаменты. Ситуация была несколько необычная: рядом с Мозесом всегда находилась его секретарь – иммигрантка из Германии Гертруда Бозе. Она была его официальной любовницей, его помощницей в делах, его личным секретарем. Сэди и дочери знали о существовании Труди, но изменить что-либо было невозможно.
Наличие Труди никак не повлияло на отношение Мозеса к жене и дочерям. Он исправно отправлял теплые письма «своей дорогой жене», в которых писал: «Страшно соскучился, считаю дни, когда смогу увидеть вас всех.
Знайте, что я всегда думаю о вас, и цель моей жизни – это ваше счастье и благополучие».
Дочери болезненно переживали измену отца, отмечая, что Сэди стоически переносила свое двусмысленное положение. Уолтер чувствовал себя в некоторой степени соучастником отца – ведь он оставался с ним все время, общался с Труди, этого требовала работа.
Чем лучше шли дела в Inquirer, тем яростнее становились нападки его врагов и, прежде всего, неутомимого Дэви Стерна. Он не оставил своих попыток уничтожить газету Анненберга, рассылая в самые высокие инстанции доносы и разоблачения на своего заклятого соперника. Усилия Стерна и его помощников не пропали зря – против Мозеса Анненберга были выдвинуты серьезные обвинения в неуплате налогов.
Дело была явно сфабриковано, вместе с Мозесом обвинялись его бухгалтеры, ведущие делопроизводство. Однако Мозес решил взять всю вину на себя. Этим он спасал многих и, прежде всего, своего сына – имя Уолтера значилось в числе ответственных сотрудников газеты. В апреле 1940-го судебное расследование было закончено. Мозес был признан единственным виновным и согласился уплатить штраф в девять с половиной миллионов долларов (в сегодняшнем исчислении это составляет сумму 110 миллионов). Тюрьма подорвала здоровье Мозеса, сломила его морально. Он вышел на свободу, когда ему было 65 лет, и умер вскоре после освобождения, в 1942 году. Перед смертью он сказал сыну: «Я все выстрадал ради того, чтобы сделать тебя человеком». Уолтер всегда это помнил. Он велел отлить в бронзе слова, которые стали его девизом: «Моя работа на Земле посвящена памяти отца». Смерть отца стала переломным моментом в жизни Уолтера. Кончилось время забав плейбоя, пришло время работы, которой Уолтер Анненберг посвятил свою жизнь.
