Дилетант, 2012 № 01 - страница 37
Нечто подобное отметил философ Лев Шестов в изданной в эмиграции книге «Что такое русский большевизм?»: «Непросвещенные, бездарные и тупые люди облепили тучами большевистское правительство, превращают в карикатуру даже то, что есть у большевиков лучшего и достойного. Большевики недоумевают и огорчаются, как это случилось, что все хамское, бесстыдное и пошлое, что было в России, пошло с ними и почему у них так мало стоящих людей.»
Большевики мечтали о появлении «нового советского человека», который поставит общественные интересы выше личных. А что произошло? Сначала четыре года Первой мировой. Теперь только мы начинаем осознавать, каким страшным бедствием она стала для человека, как легко слетел покров цивилизованности, как люди превращались в убийц. И с этим страшным, тяжелым опытом человек вернулся домой. И что он здесь застает?
Постреволюционную Гражданскую войну, которая в какой-то степени, может быть, была самым страшным бедствием для России в ХХ столетии. В обычной войне есть фронт и тыл, а здесь война проходит через семьи, через каждый дом, рассекает и разламывает всю жизнь! И уж вообще остатки всей цивилизованности слетают!
Сейчас горячую воду отключили на несколько часов — уже некомфортно. А если воды нет четыре года подряд? Если четыре года нельзя вставить разбитое стекло, если четыре года в любой момент открывается дверь, кто-то входит с винтовкой и стреляет в первого, кто попадется на глаза?..
Что происходит с человеком, в которого стреляли и который стрелял? С каким опытом он вступает в мирную советскую жизнь, причем без всякого, как сказали бы древние, катарсиса, то есть без очищения, без переосмысления того, что испытано и пережито? Вступает в эпоху, куда нравы Гражданской войны («враг рядом») переходят автоматически. Войны уже нет, а враг есть. Если его нет в реальности, его придумывают. Как только враг находится, его уничтожают. А врагом может оказаться любой.
Академик Иван Павлов писал Вячеславу Молотову, тогда второму человеку в Кремле: «Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия. Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приводят это в исполнение, как и тем, насильственно приучаемым участвовать в этом, едва ли возможно остаться существами, чувствующими и думающими человечно. И с другой стороны, тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного человеческого достоинства.»
Партийно-врачебная комиссия Алтайского губкома, проверив состояние здоровья руководящего актива, диагностировала (см. «Отечественная история», № 6, 1998): больных неврастенией и иными нервными заболеваниями — 76,4 процента, туберкулезом и катаром верхних дыхательных путей — 63,7 процента, ревматизмом — 49,8 процента, малокровием — 42,5 процента, сердечными заболеваниями — 29,3 процента.
Туберкулез, ревматизм, малокровие — неизбежные следствия военных лет, голода и отсутствия медицинской помощи.
Но почему среди партийных работников так много больных неврастенией?
Вот объяснение. Участник Гражданской войны, обращаясь с просьбой о приеме в Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова, перечислял свои заслуги: «Я безусым 18-летним мальчишкой с беззаветной преданностью добровольно бросился защищать завоевания революции, меня никто не гнал. Нужно было во имя партии и революции производить массовые расстрелы — расстреливал. Нужно было сжигать целые деревни на Украине и в Тамбовской губернии — сжигал. Нужно было вести в бой разутых и раздетых красноармейцев — вел, когда уговорами, а когда и под дулом нагана.»
Даже не было нужды приказывать убивать — от добровольцев отбоя не было. Тоталитарное государство не только уничтожало, но и развращало.
Страна еще в 30-е годы поделилась на тех, кто сидел, и на тех, кто сажал. Через тюрьмы и лагеря прошли миллионы политических заключенных. Но и миллионы участвовали в репрессиях! На несколько заключенных — конвоир, на несколько десятков — уже подразделение охраны, а еще надзиратели, лагерное начальство, оперативно-чекистская часть, центральный аппарат главного управления лагерей — ГУЛАГа. А если еще учесть огромный партийный и государственный аппарат, их семьи, которые тоже жили неплохо, пока другие сидели?
