Ариадна вздохнула, повернулась в кресле, взглянула на стол.
…Так близко, так жутко… Всегда рядом, будто вместе… Если бы только знать наверно — такой ли, как раньше!.. Должно быть — как у всех: утихло, заглохло… Сделалось просто воспоминанием — ничем больше… Но почему этот, сверкающий?.. Неужели для мамы? Они часто ведут беседы. Она молчит… За все время сказала несколько слов. А если для этих слов и прислал? Чтобы услышать? Почувствовать близость? Нет, нет… Не такой… Только забыв, может возобновить. Все прошло, исчезло. Теперь, наверно, другая… Вместе. Всегда. Смотрит ей в глаза, как смотрел… Улыбается… Два года смерти из-за него. Впереди — то же самое… А он упрекал: «Говоришь, что навсегда, вечно. У тебя вечности надолго не хватит…»
Ариадна подошла к столу, села, придвинула аппарат.
— Владимир!..
Пальцы обеих рук обхватили металл, голова опустилась. Взгляд застыл среди блестящих колец. Искаженное чужое лицо смотрело оттуда.
Холодный… Безжизненный… Кончено. Кончено. А раньше, когда-то!.. Все для нее. Улыбка… Взгляд… Каждое слово. В последний раз, перед ссорой… помнит: в Швейцарии. Было холодно. Между двух озер, среди зелени, проскользнул Интерлакен. По дороге на Эйгер полз игрушечный поезд… Вблизи вершины Юнгфрау, над ледником, в который смотрят из каменной глыбы окна станции «Eis-meer» — предложила: хочешь на небо? Вверх, вверх, вверх — без конца — пока работает винт! Там, вместе, смерть… Вдвоем… Выше всех. Все равно — ты разлюбишь. Все равно — счастье кончится…
Над Юнгфрау стоял аппарат… Они рядом. Молчали. Ледяною тропою уходили вершины, одна за другой, в обе стороны с прова лами к глубоким долинам. И тихо, тихо, без конца: твой, твой, твой… Мой? Теперь? Прежний? Владимир!..
В руках прозвучал нежный орган.
— Я слушаю. Глеб, ты?
Ариадна вскочила. В лице — хлестнувшая кровь. Тяжело дыша, поднявшись на цыпочки, застыла. Пряча за спиною руки, стала тихо, крадучись, отходить.
— Софья Ивановна?.. Вы у телефона?
— Софьи Ивановны нет.
— Это вы, Ариадна Сергеевна? — голос Владимира затуманился. — Вы вызывали?
— Я? Нет… Да… Я прибирала стол. Зацепила… Простите.
— Ах, вот что… Значит — как же?.. Закрыть? Или…
— Как хотите. Закройте…
— Хорошо! До свиданья.
Телефон щелкнул. Ариадна подбежала к окну. Закрыла глаза, частым дыханием схватилась за воздух.
…Зачем не остановила? Зачем?
Она стояла. Долго. Без движения. Затем быстро повернулась, подошла к телефону, нажала рычаг.
— Софья Ивановна?
— Нет, я.
— Ариадна… Сергеевна?
— Да, я. Я хочу… Поговорить…
— Со мной? Очень рад.
— Расскажите… Что-нибудь… Вообще…
— О себе?
— Нет… Не о себе… Не обо мне. О постороннем. О Яве… Я буду сидеть. Вышивать… Хотите?
В ответ — долгая пауза.
Он начал как будто с улыбкой, с грустной шутливостью:
— Вот лежу сейчас на траве… Под большим манговым деревом. Аппарат возле меня… Красный муравей пытается взобраться, исследовать…
Скоро вечер у нас. Солнце смотрится в океан. От горизонта, я вижу, ко мне идет широкий сверкающий путь. Никогда люди не говорили мне, что я так велик. Что солнце свяжет меня с собою такою царской дорогой…
Океан там, внизу. За воздушными корнями манглий, научившихся бороться с приливами. Я люблю его по утрам, — ранним утром, когда царь явских вулканов, великан Смеру, играет солнечным диском, долго держит его за спиною, уверяя прибрежные острова, что солнце погибло. В тихий день так нежна голубая вода — океан может не доказывать величия серьезностью: ему верят без этого. Тихо плещет волной, точно рябью пруда. Как дитя, шепчет у берега, перебирая песчинки.
Надо мной, под ветвями манго, вьются чудесные бабочки. Хотите знать, как их звать? Papilio Blumei. Золотистозеленые, с тонкими крылышками, с лазурно-голубыми подвесками. Мы давно познакомились. В прошлом августе, когда я приехал, они показали опушку, у которой в чаще деревьев снежными гроздьями зацвели орхидеи. Трудно этим деревьям жить в такой тесноте. И все-таки на ветвях приютили чужие корни… Согласились отдать последние силы, чтобы цвела красота.
Здесь друзей у меня много… И так покойно душе! Каждый день, ровно к полдню, когда круглый бамбуковый стол под питосфорумом заполняется завтраком, на звон тарелок приходит из парка застенчивый Аноа, маленький буйвол. Появляется за ним со своим клыкастым мужем бабируза…
