Голова произносит: "Ой!" - и исчезает.
- Что командир, - оглядываясь на дверь, бормочут, подступая к девушке, избитые, окровавленные сиамские близнецы-братья. - Командир далеко! А народ - вот, за дверью... Ты его послушай. Не дадим народу чего хочет, всех нас перебьет...
Неожиданно близнецы бросаются на девушку, четырьмя своими ручищами, дергая, выворачивают у нее из рук автомат...
Осыпанный осколками оконных стекол, пылью от штукатурки, я лежу на кровати. Вернее, не я, а животное, изнемогшее от ужаса и ожидания боли. Ужас и ожидание боли - вот из чего я состоял, это было мое второе имя...
Автомат - у чумазых, запачканных кровью сиамских близняшек. Зайдет от их толчка отлетает в сторону. Дверь распахивается, ударяясь о стену, и... меня хватают, тащат волоком, сталкивают со ступенек. Я падаю на скользкие от тающей грязи булыжники, которыми вымощен двор. Какая-то старуха, что-то крича, выплескивает мне в лицо из ведра помои... Лес мотыг, кетменей, серпов, качаясь, вырастает надо мной... нет, над Ужасом-И-Ожиданием-Боли...
- Люди, - вдруг слышится торопливый и задушевный голос, - а почему нет московских?.. Почему московских-то не пригласили?!
- Ай-яй, - послышались голоса, в то время как в лесу мотыг, кетменей, серпов замелькали просветы, - точно, не пригласили... А как хорошо давеча было, когда Салман и Магома резали тех пятерых контрактников, которых наши джигиты захватили на блокпосту! Ай, московские все видеокамерой снимали, давали джигитам, ну и, конечно, Салману с Магомой доллары, говорили: "Вы еще кого-нибудь режьте, мы будем снимать, такие видеокассеты на Западе за хорошие деньги продать можно! Правду говорим. Режьте..." - "Ай, - отвечали наши джигиты, ну и, конечно, Салман с Магомой, - больше некого резать!.." "Так-таки и некого? - не поверили московские. - Совсем? Ни единого человека, которого вот здесь, перед объективом профессиональной видеокамеры "Панасоник", можно было б на крупном плане пришить?.." - "Нет, нет", пригорюнясь, отвечали наши. "Жаль", - сказали московские и ушли в саклю Нурмагомеда пить водку. Люди! Нужно позвать их, позвать, пущай снимут на видео судороги этого пса, а нам доллары получить за то лестно...
- Э-э, - возразил другой голос, - не надо долларов! Так убьем...
- Точно! - поддержали его. - Правильно! Какие еще могут быть доллары?.. У нас война за хазават, а московские приезжают и наживаются на нашей личной войне!
- Правду, сосед, говоришь! Да разве только московские?.. К моему тестю в высокогорный аул один бакинец погостить приезжал, привез партию гранатометов "Муха"... Жители аула, конечно, не смогли устоять перед искушеньем, за бешеные деньги пораскупали у него товар... По "Мухе" - в каждый дом! Выходит, и бакинец на нашей войне нажился...
- Все, все наживаются! Что говорить...
- Ай, ай, шибко прибыльное дело...
- Да-а, да-а...
Пауза.
- Так что решили, люди? Будем убивать русского?
- Будем!
- Ну, давайте убивать...
Пауза.
- Что же мы стоим?
Пауза.
Хлопнула калитка. Кто-то торопливо вышел со двора... За ним - второй, третий.
Шорох ног по булыжникам, покрытым тающей грязью...
Двор опустел. Остались лишь я да стоящие напротив меня Салман-Магома.
Проводив взглядом последнего скрывшегося за калиткой односельчанина, они оборачиваются ко мне. На их двоящихся у меня перед глазами лицах появляется несмелая улыбка...
- Ушли... Мы думали, убьют тебя! Не убили...
И тут же, оглянувшись по сторонам, близнецы нагибаются ко мне, произносят свистящим шепотом, свирепым и заискивающим одновременно:
- Ты, это... смотри, не говори, что мы тебя хотели отдать... Анзор узнает - к стенке нас поставить велит! Ну зачем нам, ты посуди сам, это? Ты, главное, молчи, а спросит - скажи, что мы защищали тебя до последнего...
Пауза. Вопросительный взгляд. Затем истерически:
- Ты подтвердишь, мразь, что мы тебя защищали?!
Меня сотрясает крупная дрожь. Я готов подтвердить что угодно! Я не могу говорить и только судорожно киваю...
В этот момент в проеме двери показывается Зайдет. Платье на девушке разорвано. Она смотрит на меня. В глазах - отвращение.
