Однако обозников мало беспокоили обитатели леса — что живые, что заколдованные. Потому, как впереди отряда ехали пятеро бояр в полном своем ратном вооружении: в панцирях и бахтерцах, поверх которых у двоих были надеты зерцала, в шеломах и мисюрках, каждый со щитом у луки седла, рогатиной у другого стремени, с саблей и кистенем на поясе и саадаком с луком и стрелами на крупе коня. Всякому смертному известно, что русского витязя и одного любой соловей-разбойник или баба-яга испугается — а тут целых пятеро!
Причем бояре составляли не единственную защиту обоза. Позади, за небольшим табуном из двух десятков лошадей, скакали еще пятеро оружных смердов. Эти, ленясь из-за жары, доспеха не надевали, но сабель и рогатин, кистеней и топоров не скрывали. У едущих на телегах молодых парней тоже либо за поясом, либо рядом, под рукой, поблескивало по топору. Трясущиеся на некоторых телегах бабы, правда, воительниц изображать не пытались, но у единственной всадницы, — стройной, синеглазой, остроносой девушки, — у луки седла, перед левым коленом, болтался саадак с угольно-черным луком, а по правую сторону висел плотно набитый стрелами колчан. Из прочего оружия у нее имелся только большой косарь, свисающий с тонкого плетеного ремешка на желтой металлической цепочке. Скорее всего, не золотой — драгоценный металл мало подходит для воинской справы.
Напади лесные обитатели на подобных путников — скорее, не добычу они получат, а лес очистится на долгие годы от дурной славы.
Потому и не беспокоился никто из обозников, глядя по сторонам, потому и не слышалось вокруг ни подозрительных перестуков, ни выкриков неурочных птиц. А может, просто дело свое воевода тульский делал честно и давно извел в округе и дурных людей, и дурную нежить.
Провиляв верст десять по лесу, дорога неожиданно уперлась в пологий вал, из которого в южную сторону торчало множество заточенных бревен, и повернула вправо. Один из бояр, легко пришлепнув плетью коня, взметнулся на вал, закрутился на месте, изумленно присвистнув.
— Чего там, Гриш? — окликнули его товарищи.
— Рожон натуральный! Да частый такой, что и пешему не пройти. А лошадь точно брюхо распорет. На совесть вкопали. Коли рубить или выкапывать — дня два уйдет. А там дальше, — он махнул рукой в сторону леса, от края которого вернулся, — завал сделан, вроде бурелома. Лучше не соваться.
Всадник вернулся на дорогу, и остановившийся было обоз двинулся дальше. Еще пара часов пути — и впереди показались островерхие крепостные башни Тулы.
— Может, здесь переночуем? — предложил один из всадников, из-под шелома которого на лоб выбилась рыжая прядь.
— А что, нам спешить некуда, — пожал плечами тот, которого называли Гришей. — Давайте здесь встанем.
— Давайте, — согласился еще один боярин, и обоз, свернув с дороги на некошеный луг, начал сворачиваться в круг.
За время долгого пути люди уже привыкли устраиваться на ночлег, а потому действовали быстро и привычно: десяток смердов отправились к ближайшему леску за валежником, остальные принялись отпускать привязанных к некоторым телегам коз и коров, распрягать коней. Бояре, не отвлекая людей от работы, сами расстегнули подпруги, сняли седла и потники, освободили коней от уздечек.
Вскоре над лугом, к которому еще только подкрадывались сумерки, запылали несколько костров, запахло жареным мясом, послышались веселые голоса, женский смех, заглушаемый всхрапыванием лошадей, по-кошачьи кувыркающихся в свежей траве. С наступлением темноты все звуки затихли, а под первыми лучами солнца, не тратя времени на разведение костров, путники перекусили оставшейся с вечера холодной убоиной, и вскоре обоз, оставив после себя изрядно вытоптанную проплешину, вернулся на торную дорогу. Солнце еще не успело высушить росу на зеленых листьях, когда первые телеги загрохотали по ведущему к городским воротам мосту.
— Эй, кто такие?! — забеспокоился стрелец, увидев на дороге довольно сильный отряд, да к тому же при оружии, и перехватил бердыш горизонтально, перегораживая проход.
Услышав тревожный окрик, из караулки появились еще трое заспанных, но при оружии и в тегиляях воинов.
