У Вольфов хранилась старая запись, та самая, которую много лет назад смотрела Янина в медотсеке «Виджайи». Первая редакция документального фильма о битве у беспланетной звезды GHP-70/4, решающем сражении Второй космической. Адмирал Захаров, адмирал Митчелл; Начальник Дикого Порта местер Терадзава — облачённый в белое, с седыми волосами, падающими на плечи. Акульи тела больших кораблей в полях визуализаторов. Первый суперкрейсер «Юрий Гагарин». Названия рритских судов, похожие на слова из языка тигров: «Р’хэнкхра-мйардре», «Ймерх Кадаар», «Кхимрай Ш’райра».
Слава. Величие. Красота.
…После Второй войны наступила эпоха разочарований.
Для всех.
На ту пору пришлись открытия в ксенологии, и вслед за ней — в физике: разобравшись в механизмах мышления анкайи, самой загадочной расы Галактики, учёные смогли разобраться в принципах действия анкайской вычислительной техники. Шестимерный мир стал десятимерным. Казалось, со дня на день начнётся второй прорыв в науке, явятся новые Джеймсон и Азаров, телепортация, к которой шли ещё с двадцатого века, начнёт использоваться в промышленных масштабах, будут перестроены системы всех производств, наступит немыслимое и невиданное…
Прорыва не случилось.
Оптимизм оказался преждевременным. Предварительные данные, гигантские погрешности, инструментальные ошибки, недостоверные результаты… псевдосенсация. Нового способа перемещаться в пространстве люди не получили.
Впрочем, нового оружия не получили тоже.
Две силы обеспечили победу в войне: флот Седьмой Терры, она же Урал, и неожиданное вступление в битву сил Дикого Порта. В награду за помощь корсары хотели амнистии жителям Порта, принадлежащим к человеческой расе, и прекращения карательных рейдов. Семитерране требовали протектората над Россией, Сибирской республикой и Дальневосточной федерацией; они хотели слишком многого и сами это понимали, но надеялись, что по крайней мере часть требований удовлетворят.
Урал не получил ничего.
Древняя Земля не желала ещё большего усиления самой опасной из колоний.
Вечернее море начинало штормить. Волны разгладили ближний песок, вынесли на кромку тёмную полосу водорослей. Родители уводили с пляжа детей, но публики не стало меньше: подтягивались не обременённые потомством взрослые, намеревавшиеся гулять до середины ночи. Самые стойкие — и до утра. Менялась летящая из динамиков музыка: чаще пульс, сочнее ударные, чувственней — голоса. Будет жаркая ночь.
Никнущее солнце проливало по серебристой лазури волн золотую и алую дорогу заката.
Лёгкий, яркий, как крыло бабочки, навес трепыхался под ветром. Высокая узорная ограда городского пляжа отбрасывала длинную тень, которая медленно ползла к ногам занятых ужином посетителей кафе.
Высокий мужчина, широкогрудый и крепкорукий, с обречённым видом вылил себе в бокал остававшееся в бутылке вино.
— Ты уедешь, я один пить не буду, — сказал он, — вообще, а то сопьюсь к чертям. А с тобой как-то по-человечески.
— А Дима не пьёт?
— Как верблюд. Но когда он напьётся, за ним следить надо…
Женщина подняла свой бокал, всё ещё полный на четверть.
— За то, чтобы всё обошлось.
Её вознаградил благодарный взгляд.
— За это.
Она убрала за ухо золотистую прядь, встрёпанную капризным ветром. Собеседник хмурил густые брови; его тёмные волосы уже пробивала седина. Несмотря на различия внешности, пару скорее можно было принять за сестру и брата, чем за супругов или любовников: что-то сходное было в манере двигаться, держать себя, в мимике.
— Север, а у тебя родители где живут? — спросила женщина, явно пытаясь отвлечь сотрапезника от мрачных мыслей. — В Степном?
— Почти, — вздохнул Шеверинский. — Раньше в Старом городе жили, а теперь в Белокрышах. Это не сам Степной, это пригород.
— Тот, где дома под гжель расписаны?
— Нет. Гжельский район — это Заречье, а мы дальше. Южнее. У нас графикой оформлено.
— Графикой? — с сомнением проговорила она. — И как?
— Отлично! — отмёл возражения Север. — Ты чего, Тась, Белокрыши сам Хасанов оформлял, который старый комплекс Райского Сада выстроил! Помнишь, там какие мозаики? А парк?
— Парк — да, — мечтательно согласилась Таисия. — Ты поедешь в этом году на выпускной? Я хочу всё-таки выбраться. Соскучилась по нашим.
