Кошка была желтовато-серого цвета с тремя характерными черными полосками на голове, переходящими в одну широкую, которая ложилась вдоль всей спины.
Несколько веселых и быстрых прыжков унесли ее в лесную чащу. Здесь она легла на толстый слой прошлогодних листьев и несколько раз перевернулась на спине, выпуская длинные когти. Какой-то посторонний шорох заставил ее сразу подняться на ноги и насторожиться.
Тревога оказалась ложной. В чаще дубняка стояла тишина. Приторно-сладкий запах азалий слегка кружил голову, и кошка, игриво подпрыгивая, почти неслышными шагами продолжала углубляться в хорошо знакомый ей лес.
Вдруг она остановилась и внимательно начала всматриваться в то место, где кончался стройный лес и начиналась обширная поляна, вся украшенная роскошными цветами. Как змея, ползла кошка между кустами орешника и травой. Невидимая среди шевелящихся стеблей, она тихо, но безостановочно приближалась к намеченной цели.
В это время, далекий от всякой мысли об опасности, на опушке леса стоял фазан, поклевывая гусениц, облепивших куст терновника. В своем роскошном оперении этот красавец южнокавказских лесов только что собирался криком привлечь к обильной трапезе свою подругу, как вдруг уловил чьи-то приближающиеся шаги и хотел подняться, но в тот же момент чудовищные когти вонзились в него, и он увидел страшную пасть...
Полетели в сторону перья, хлынула кровь из перекушенного горла кошке досталась богатая добыча.
Окончив кровавую трапезу, остатки фазана она понесла своим детенышам. Они мирно спали, когда вскочила в дупло мать. Радостным мурлыканьем встретили ее и дружно принялись уничтожать мелкие кусочки вкусной дичи.
III
Зима явилась незаметно. В горах лег глубокий снег, и оттого внизу было прохладно. По утрам оголенные деревья слезились, словно плакали о потерянной красоте своей. Это густые туманы задерживались на ночлег и оставляли сырость.
Все было неприветливо, уныло, и один самшит (2), не покорившись наступившему холоду, продолжал гордиться своим царственным зеленым убором.
Речка несла свои воды с стремительностью, и трескучая колотовка без устали молола кукурузу.
Потянулись ночи скучные, тяжелые своей бесконечностью. Бежан большую часть суток лежал у себя в избушке, то и дело подкладывая дрова в бухар (3). Иногда от скуки бродил по лесу, шурша прошлогодними листьями. Подходил к знакомому дубу и бросал привычный взгляд в глубокое дупло, где встречал горевшие блеском глаза кошки.
Давно уже выращенное ею молодое поколение начало самостоятельную жизнь, давно котята разбежались по лесу, навсегда покинув мать. А она не хотела расставаться с старым насиженным местом.
Несколько тоскливо было кошке, когда в один из осенних, ненастных дней она, проснувшись, не нашла своих детей. Но наступило тяжелое время - лес становился пустым: многие его обитатели на время исчезли. И старая кошка даже была довольна этим обстоятельством - часть забот о пропитании отпадала с уходом детей. Хотя теперь аппетит и уменьшился благодаря постоянному лежанию в теплом гнезде, но голод иногда выгонял ее в лес, и она искала добычу. Частенько заглядывала на мельницу, беспощадно истребляя мышей и крыс.
Как-то однажды в лесу выпал снег. Это был первый в эту зиму снег. Мягким, пушистым ковром он лег на землю, нарядным убором одел деревья. Холодно стало кошке, и она глубже зарылась в свое гнездо, сделанное из мягкого и теплого моха.
Спустились и легли на землю зимние сумерки. Лес казался пустынным и мертвым.
С обычной осторожностью вышла кошка из своего убежища и повела кругом своей хищной мордой. Ничего нового не уловил ее слух, только стучала без устали мельница, как всегда.
Голод неприятно давал себя чувствовать - кружилась голова, и слегка тошнило. Смело направилась кошка к мельнице и пролезла через отверстие внутрь. Здесь сразу же уловила так хорошо знакомый и приятный ей запах мышей. Притаившись за поставом, она стала прислушиваться. И долго, очень долго пришлось ей ожидать, пока неосторожная мышь выползла из норки и попалась ей в когти. Но это не могло утолить голода.
