Бомжи засмеялись, и гулянка продолжалась.
Когда выпили половину второй бутылки, Вадик с молчаливым упреком посмотрел на студента, мол, я же говорил, а ты: «Братву собери…» Но студент не растерялся, и, подозвав к себе Вадика, поинтересовался вполголоса, кого он может порекомендовать как самого надежного гонца за добавкой, выделив для этой цели еще триста рублей. Важно надув впалые щеки, бомж отправил за водкой какого-то замухрышку совсем уж неопределенного пола и возраста.
— Зачем ты его одного отпустил? — спросил студент. — Его сейчас у ларьков ваши конкуренты мигом «срисуют».
Вадик отрицательно покачал головой:
— Хвостика не срисуют. Он сам кого хошь срисует, и бегает быстро.
Затем назидательно добавил:
— А одного отправил потому, как вдвоем нельзя — нажраться могут. Вот. И ваще, нужно сразу было больше пузырей брать.
Бомжи без особого интереса перекидывались нечленораздельными, только одним им понятными фразами вперемежку с отборным матом. После второй распитой бутылки они немного оживились. К тому времени подоспела свежая артиллерия, причем вместе с замызганным гонцом по кличке Хвостик появились невесть откуда взявшиеся две девицы.
Одна из них уже была подшофе и практически висела на подруге. Видок у обеих был еще тот — которая потрезвей, была одета в засаленный джинсовый комбинезон, грязный до такой степени, что блестел в лучах заходящего солнца, на ногах — старые шлепанцы и рваные носки, которые когда-то были голубыми, из дырок выглядывали пальцы с черными ногтями. Слипшиеся волосы мочалкой висели вокруг землистого цвета лица. На второй, судорожно вцепившейся в подругу, была заблеванная юбка и рваная блузка без единой пуговицы, лихо скрепленная в самых интересных местах ржавыми булавками. Сквозь блузку просвечивал лифчик в желтых пятнах. На ногах — кроссовки, причем обе на правую ногу, одна из них была перемотана скотчем, отлепившиеся концы которого болтались за хозяйкой.
— Оп-паньки, — возбужденно заелозили бомжи, неизвестно чему обрадовавшись — новой порции подогрева или обществу прибывших дам.
Студент снисходительно наблюдал за попойкой, куря сигарету за сигаретой. Изредка он с озабоченным видом поглядывал на часы, будто куда-то спешил. Сам он почти не пил — только слегка пригубил из смятого пластмассового стаканчика, который ему торжественно вручил Вадик.
— Ленок, — басом представилась студенту девица, та, которая была трезвее. Она попыталась бесцеремонно усесться к нему на колени, но тот быстро вскочил, уступая ей место, сказав при этом:
— Очень рад, присаживайтесь.
У Ленка округлились глаза, будто ей ненавязчиво предложили слетать сегодня на Марс. На ее опухшем лице появилось что-то отдаленно напоминающее мыслительный процесс, осознание того, что когда-то подобные слова для нее не были редкостью. Она неторопливо опустилась на «трон», стараясь выглядеть как можно грациозней.
— Сигарету? — предложил между тем загадочный молодой человек.
Кокетливо хихикнув, Ленок приняла сигарету и закурила, тем не менее слегка смутившись. В это время мамзель, что до недавнего времени болталась на плечах Ленка, подала хриплый голос:
— Эта, слышь… Ленок! Я все Петьке расскажу, стерва. Вишь, клеится к какому-то… какому-то… — так и не найдя подходящего определения, она рявкнула: — Слышь меня, Ленок?!
— Светик, все нормалюшечки, — не обращая на нее внимания, отвечала Ленок, не сводя многообещающего взгляда со студента.
— Смотри. Петька те враз пистон промеж ляжек засадит, из жопы искры полетят. Будешь как Гастелло, ха-ха!
Произнеся эту обличающую и грозную фразу, Светик плюхнулась на колени к какому-то заросшему до состояния Робинзона Крузо бродяге с надетой сикось-накось вязаной шапочкой в репейниках. Студент обратил внимание, что борода Робинзона колышется, и сначала списал все на ветер, но лишь потом с омерзением понял, что вся растительность на роже бомжа кишит вшами.
Откуда-то появилась раздолбанная балалайка.
— Ты кто? — игриво спросила Ленок у студента, докуривая сигарету. Табака почти не осталось, но она все равно сделала несколько затяжек, не без удовольствия вдыхая дым горелого фильтра. — Я тебя раньше не видала.