". Значит, путь громадного большинства бесполезен, потому что большинство этого высшего благодатного состояния не имеет. Как же так?
Духовник. Отвечу тебе словами св. Макария Великого из его 38-й беседы "О совершенстве". Там говорится:
"Вопрос: Если некоторые продают имения, отпускают на свободу рабов, стараются исполнить заповеди Божии, но не стараются в мире сём принять Святого Духа, то неужели не войдут они в Царство Небесное?
Ответ: Это предмет тонкий для рассуждения, ибо некоторые утверждают, что Небесное Царство одно и геенна одна; мы же говорим, что много степеней, различий и мер и в Царстве Небесном, и в геенне".
Неизвестный. Этот ответ не вполне удовлетворяет меня. Но я понимаю, что, может быть, большего человек и не может в этой области знать.
Духовник. Какие же ещё вопросы остались у тебя?
Неизвестный. Как всегда, самое трудное я оставляю на конец.
Духовник. Что же именно тебя затрудняет?
Неизвестный. Вопрос о самом идеале христианской жизни.
Духовник. Поясни это.
Неизвестный. Хоть ты и привёл мне слова Евангелия о стяжании Святого Духа как цели христианской жизни, но весь нравственный идеал Евангельский в полном его объёме, по моему мнению, совершенно иной, чем нравственный идеал Церкви.
Духовник. Я всё же не вполне тебя понимаю.
Неизвестный. Вот ты говоришь о благодати, что она охватывает всю жизнь человека, включительно до его семьи. Она не лишает человека земной радости, она всё земное перерождает, очищает и, очистив, соединяет с Богом. Именно такой благодатный радостный дух чувствуется в Евангельском христианстве. Но идеал Церкви -- это пещера, пустыня, полное отрицание жизни. Ваши величайшие подвижники бегут от людей, бегут от мира, как от зачумленного. Словом сказать, благодатный идеал Евангельский, который воплощён в образе Иисуса Христа, -- это нечто противоположное церковному идеалу, основанному на ненависти и презрении к земной жизни. Прости, я уж скажу прямо: этот церковный идеал кажется мне безблагодатным.
Духовник. Другими словами, ты считаешь монашество искажением христианства?
Неизвестный. Да. А так как монашеский идеал выражает не теоретическое, а практическое учение о нравственности, то неизбежный вывод -- Церковь исказила нравственное учение Христа.
Духовник. Теперь я понимаю тебя. Но ответ на твой вопрос требует рассмотрения сущности монашества. В следующий раз мы и будем говорить с тобой об этом.
ДИАЛОГ СЕДЬМОЙ. О МОНАШЕСТВЕ
Духовник. Итак, тебе кажется, что монашество -- это отклонение от христианского идеала?
Неизвестный. Да. Я думаю, что в Евангелии нет ни одного слова о монастыре.
Духовник. И ты думаешь, что святые подвижники не достигали высшего нравственного совершенства и искажали то нравственное учение, которое дал людям Христос?
Неизвестный. Да. И я думаю, что монашеский аскетизм был совершенно чужд первоначальному христианству, что он создался под влиянием древневосточного изуверского аскетизма и что между образом апостола Иоанна и каким-нибудь Симеоном Столпником, покрытым струпьями, нет ничего общего.
Духовник. Скажи мне подробнее, в чём ты усматриваешь разницу.
Неизвестный. Постараюсь. Христианский идеал нравственности -- это идеал совершенной любви. Апостол Иоанн из всех учеников Христа был самым полным его воплощением. Что может быть прекраснее старца, который, теряя последние жизненные силы, повторяет только одно слово: "Дети, любите друг друга"... Любовь -- это "совокупность совершенств". По словам апостола Павла, любовь "долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит" (1 Кор. 13, 4-7). Такая любовь -- начало действенное. Это то чувство, которое заставило самарянина остановиться перед страдающим человеком и омыть его раны. Образ совершенного христианина -- это образ совершенной всепрощающей любви, отдающей себя на служение людям. Ибо "нет больше той любви, как если кто душу свою положит за друзей своих".
