Бланш. Вы переоденетесь?
Капеллан. Да. Такой мы получили приказ. Дорогая сестра Бланш, у вас слишком пылкое воображение. У тех несчастных, что нас преследуют, больше злобы, чем хитрости. Вполне возможно, что я отделаюсь просто какими-то мерами предосторожности, к которым быстро привыкну, и вы тоже.
Бланш. Мы тоже? Вы нас не покидаете?.
Капеллан. Нет, дитя мое. Успокойтесь. Я останусь неподалеку и буду приходить сюда как можно чаще. Это надо будет наладить, и мы обо всем условимся, мать Мария от Воплощения и я.
Молчание.
Бланш. О, что должна подумать обо мне мать Мария? Я вовсе недостойна ее доброты.
Капеллан. Мы всегда недостойны того, что нам дается, дитя мое, ибо все дары — только от Господа. Живите в мире. Я не нарушу тайны, если скажу, что по смерти нашей преподобной настоятельницы милосердие матери Марии осеняет вас — obumbrabit tibi — как сказано в псалме [11], упование ваше будет под ее крылами — sub pennis ejus sperabis. Я знаю, что мать Мария решилась отвечать за вас перед Богом.
Сцена XIV
Расставцшсь с ним, Бланш бежит кМарии от Воплощения.
Бланш. О мать Мария, это правда, вы действительно решились отвечать за меня перед Богом?
Мать Мария. Как вы можете так говорить? Каждый отвечает за себя, дочь моя. Но это правда, что преподобная мать настоятельница, умирая, поручила вас мне.
Бланш. Я для вас тяжкая ноша.
Мать Мария. И легкая в то же время. Ребенок никогда не бывает тяжкой ношей, но он требует много забот.
Бланш. Мне кажется, я больше не буду вам их доставлять. Мне так спокойно подле вас, матушка!
Мать Мария. Полагайтесь во всем только на Бога, дитя мое.
Сцена XV
В саду. Монахини собирают урожай. Констанция сидит на дереве и ест сливы.
Сестра Матильда. Тревога не отбивает у вас аппетита, сестра Констанция. Но так моя корзинка никогда не наполнится.
Сестра Констанция. Зачем нам такие запасы? Может быть, мы умрем раньше, чем эти сливы испортятся.
Сестра Матильда. А вдруг мы совсем и не умрем? У меня нет большого желания умирать, сестра Констанция!
Сестра Констанция. У меня тоже! Но если мы отдаем на волю Божию нашу жизнь и смерть, к чему заботиться о пропитании? У нас никогда больше не будет такой возможности полакомиться!
Сестра' Матильда. Какой странный способ готовиться к мученичеству!
Сестра Констанция. О простите, сестра Матильда. В часовне, за работой, в час молчания я могу готовиться к этому иначе. А такой способ хорош для рекреации. Может быть, они оба годятся, почему бы нет? И потом, ведь дело мучеников — не есть, а отдавать себя на съедение.
Сцена XVI
Келья настоятельницы. Настоятельница показывает Марии от Воплощения декрет, запрещающий принесение монашеских обетов.
Настоятельница сидит. Мария от Воплощения читает декрет стоя.
Мать Мария. Нельзя поверить, чтобы правительство поставило себя в такое глупое положение, запрещая обеты!
Настоятельница. Поверим мы или нет, декрет, как видите, составлен достаточно ясно.
Мать Мария. Ваше Преподобие решили ему подчиниться?
Настоятельница. Да.
Мать Мария. Значит, сестра Констанция и сестра Бланш не смогут...
Настоятельница. Именно так.
Молчание.
Мать Мария. Ваше Преподобие подумали о том, что мадемуазель де Лафорс таким образом лишается утешения и поддержки, столь ей необходимых? . . ,
Настоятельница. Я подумала об этом. Я не могу рисковать безопасностью всех моих дочерей ради мадемуазель де Лафорс.
Мать Мария. Быть может, это не ради мадемуазель де Лафорс, но ради последней воли покойной и ради чести нашей Общины.
Настоятельница. Слабость одной из нас— это всего лишь испытание и унижение. Мать Мария, я не хочу произносить ненужных слов, но вы говорите о чести так, словно бы мы не отказались давным-давно от мирской славы. Вы отлично знаете, что дочери Кармеля следуют за Господом своим в стыд и бесчестье Его Страстей.
Мать Мария. Но, разве не должны они сперва разделить одиночество и страх Его последней ночи? Разве не будет ужасным несчастьем для нас всех, если дрогнет как раз та из нас, кто носит имя Пресвятой Смертной Муки? В битве честь нести знамя принадлежит храбрейшим, Мне кажется, будто Господь пожелал отдать наше знамя в руки самой слабой и, быть может, самой несчастной из нас. Не правда ли, это как знамение небес?
