Жизнь в обществе принуждает индивида всегда, до того как он приступает к практическому действию, "поразмышлять" над целью и способами своих предстоящих действий, принуждает его прежде всего вырабатывать правильное сознание о вещах, с которыми он собирается действовать.
И способность "размышлять", прежде чем реально действовать, способность действовать в идеальном плане в соответствии с некоторыми общественно-развитыми нормами объективного познания, поэтому уже довольно рано обособляется в особую заботу общества. В той или иной форме общество всегда разрабатывает целую систему норм, которым обязано подчиняться индивидуальное Я в процессе осознания окружающих природных и общественных условий, -- систему категорий.
Не усвоив категорий мышления, то есть тех способов, с помощью которых вырабатывается сознание о вещах, требующееся для общественно оправданного действования с ними, -- индивид не будет в состоянии самостоятельно приходить к сознанию.
Иными словами, он не будет активным, самодеятельным субъектом общественного действования, а всегда только послушным орудием воли другого человека.
Он всегда будет вынужден пользоваться готовыми представлениями о вещах, не умея ни выработать их, ни проверить на фактах.
Поэтому-то человечество довольно рано встает в позицию "теоретического" отношения к самому процессу познания, процессу выработки сознания. Оно наблюдает и подытоживает те "нормы", которым подчиняется процесс осознания, приходящий к "правильным" к практически оправданным результатам, и развивает эти нормы в индивидах.
Поэтому мышление как таковое, как специфически человеческая способность всегда и предполагает "самосознание" -- то есть способность теоретически, -- как к чему-то "объективному", -- как к особого рода предмету, -- относиться к самому процессу познания.
Человек не может мыслить, не мысля одновременно о самой мысли, не обладая сознанием (глубоким или неглубоким, более или менее правильным -- это другой вопрос) о самом сознании.
Без этого нет и не может быть мысли, мышления как такового. Гегель поэтому не так уж неправ, когда говорит, что сущность мышления заключается в том, что человек мыслит о самом мышлении. Неправ он, когда говорит, что в мышлении человек мыслит только о мышлении. Но он не может мыслить о предмете вне его, не мысля одновременно о самом мышлении, о категориях, с помощью которых он мыслит вещи.
Отметим, что это теоретическое понимание процесса мышления относится в полной мере к мышлению как к общественно-историческому процессу.
В психологии мышления отдельного человека этот процесс затушеван, "снят". Индивид пользуется категориями, часто не осознавая того.
Но человечество в целом, как подлинный субъект мышления, не может развить способности мыслить, не подвергая исследованию сам процесс образования сознания. Если оно этого не делает, -- оно не может развить способности мыслить и в каждом отдельном индивиде.
Неверно было бы думать, что наблюдения над самим познавательным процессом и выработка на их основе всеобщих (логических) категорий совершаются только в философии, только в теории познания.
Если бы мы посчитали так, то мы пришли бы к нелепейшему выводу: мы приписали бы способность мыслить только философам и лицам, изучившим философию.
Способность мыслить до поры до времени обходится и без философии. На деле наблюдения над самим процессом осознавания чувственных впечатлений начинаются задолго до того, как они приобретают систематическую форму, форму науки, форму теории познания.
Характер всеобщих познавательных норм, которым общество заставляет подчиняться индивида в акте обработки чувственных данных, не так уж трудно усмотреть в фольклорных поговорках, пословицах, притчах и баснях следующего рода:
"Не все то золото, что блестит", "В огороде -- бузина, а в Киеве дядька", "Нет дыма без огня", в известной интернациональной притче о дурачке, который провозглашает не вовремя и не к месту пожелания, уместные в строго определенных случаях, и т.д. и т.п.
Среди басен средневековой Армении можно встретить, например, такую:
