— Я слышал ваш вопрос, и я ответил на него! Молчание это ответ. Я промолчал — эта пауза, этот интервал был моим ответом.
Человек сказал:
— Я не могу понять такого загадочного ответа. Не можете ли вы немного прояснить его?
И мастер написал пальцем на песке:
«медитация». Человек сказал:
— Теперь я могу прочитать. Этот ответ немного лучше, чем первый. По крайней мере, у меня есть слово, над которым можно размышлять. Но не могли бы вы еще немного прояснить это?
Мастер снова написал:
«МЕДИТАЦИЯ».
Конечно, на этот раз он писал большими буквами. Человек почувствовал себя немного озадаченным, сбитым с толку, обиженным, злым. Он сказал:
— Вы снова пишете это слово? Но разъясните мне это!
И мастер написал очень большими буквами, заглавными буквами:
«М Е Д И Т А Ц И Я».
Человек сказал:
— Должно быть, вы сумасшедший. Мастер ответил:
— Я уже стал очень неточен. Первый ответ был правильным, второй был неправильным, третий — еще более неправильным, а четвертый — совершенно неверным, потому что, если вы пишете «МЕДИТАЦИЯ» большими буквами, вы уже сделали из нее бога.
Именно поэтому слово Бог пишется с большой буквы. Когда вы хотите сделать что-то превосходящим вас, высшим, вы пишете с большой буквы.
Мастер сказал:
— Я уже совершил грех. — Он стер все слова, которые написал. — Пожалуйста, прислушайтесь к моему первому ответу: только тогда я был правдив.
Молчание это пространство, в котором человек просыпается, а шумный ум это пространство, в котором человек остается спящим. Если ваш ум продолжает болтать, вы спите. Когда вы сидите в молчании, когда ум исчезает, когда вы слышите разговоры птиц, и у вас внутри нет ума, молчание... этот свист, чириканье птиц, и ум у вас в голове бездействует, лишь полное молчание... тогда в вас возникает родник осознанности. Он не приходит извне, он возникает в вас, он вырастает в вас. В противном случае, помните: вы спите.
Муж и жена спят. Около трех часов ночи жене снится, что она тайно встречается с любовником, и вдруг приходит ее муж. Во сне она кричит:
— О господи, мой муж! Муж, внезапно проснувшись, прыгает в окно.
И помните: это не шутка, это реальность; именно так вы живете. Именно так существует человек в своем обычном состоянии.
Желая вернуть любовь своего мужа, жена последовала совету подруги: когда он пришел домой поздно, она принесла ему тапочки и сигару, приготовила большой коктейль и, сев к нему на колени в тонкой шелковой рубашке, пробормотала:
— Пойдем наверх, милый!
— Почему бы нет, — отвечал замечтавшийся муж. — В любом случае, когда я вернусь домой, меня ждет ад.
Мы постоянно живем, очень невнимательные к тому, что происходит вокруг нас. Да, мы стали очень эффективны в том, чтобы что-то делать. Мы стали настолько эффективны, что, когда мы что-то делаем, нам не нужно для этого никакой осознанности. Это стало механическим, автоматическим. Мы действуем как роботы. Мы еще не люди; мы машины.
Именно это снова и снова говорил Георгий Гурджиев: человек существует как машина. Он многих обидел, потому что никому не нравится, когда его называют машиной. Машинам нравится, когда их называют богами; тогда они очень довольны, они так гордятся этим. Гурджиев обычно называл людей машинами, и он был прав. Если вы понаблюдаете за собой, вы поймете, как механически вы ведете себя.
Русский психолог Павлов и американский психолог Скиннер на девяносто девять и девять десятых процента правы в том, что они говорят о человеке: они считают, что человек это прекрасная машина, и это все. В нем нет никакой души. Я говорю, что они правы на девяносто девять и девять десятых процента; они упускают лишь очень маленькую область. И этой маленькой областью являются будды, пробужденные. Но это им простительно, потому что Павлов никогда не сталкивался с буддой — он сталкивался с миллионами таких людей, как вы.
Скиннер изучал людей и крыс, и он не нашел никакой разницы. Крысы простые существа, вот и все; человек немного более сложен. Человек это очень изощренная машина; крысы это простые машины. Крыс изучать легче: именно поэтому психологи постоянно изучают крыс. Они изучают крыс и делают заключения о людях — и их заключения почти правильны. Я говорю «почти правильны», потому что в этой одной десятой процента заключено
