Моряк нащупал ногами дно. Дергаясь и загребая воду руками, рванул к берегу. Добравшись до отмели, споткнулся и плюхнулся на колени. Квазимодо чуть не подпрыгнул, когда за спиной раздался плеск. На мгновение показалось, что аванк выполз на берег и незаметно подобрался сзади. Нет, это фуа побежал на помощь моряку.
Квазимодо дрожащей рукой вытер слюну, тянущуюся из угла рта. Водная поверхность оставалась спокойна.
Проклятый аванк так и не показался. Солдаты оттащили лодку подальше от воды и долго следили за рекой. Фуа несколько раз ползал вдоль самой кромки воды, принюхивался. Квазимодо это казалось смешным, но круглоглазая рожица ныряльщика оставалась совершенно серьезной. Может, действительно что-то чует?
На той стороне реки поднялись дымы костров, и только тогда солдаты решились спустить лодку на воду. Перегруженная лодка двигалась медленно, хотя спасенный моряк споро работал веслом. Плыть, зная, что нажравшийся ящер таится где-то рядом, оказалось почти невыносимо. Квазимодо чувствовал, как по спине текут струйки холодного пота, остальным было не лучше.
В лагере царило уныние. Две потерянные лодки, погибшие товарищи – само собой. Но никто не знал, что делать дальше. От мысли разобрать лодки и отойти подальше берегом пришлось отказаться: разведка доложила, что вдоль берега тянется непролазный кустарник, к тому же изрезанный узкими протоками – пройти с грузом там невозможно.
Вечером у костра фуа рассказывал об аванке. Говорил ныряльщик не очень охотно, но послушать его собрались человек двадцать. Квазимодо сидел и старался не морщиться – ну какой смысл болтать, если сделать все равно ничего нельзя? Да и знал фуа немного. У них на островах ящеры не водились, так что все опять же сводилось к пересказу слухов и преданий. Что шкура у аванка толстая и ее вряд ли пробьешь стрелой и копьем, и так понятно. И что хитер гад и быстр, тоже понятно. Рассказывал ныряльщик и о энудре – небольшом, похожем на собаку зверьке, который, обмазавшись грязью, сам прыгает в пасть чудовищу, пробирается во чрево и выедает аванку печень. Полезное, конечно, животное, симпатичное, да только где его взять?
Пришел Глири и разогнал слушателей. Сказочнику достался крепкий пинок, Квазимодо был облагодетельствован аж двумя – видимо, за молчание.
Ложась спать, вор поинтересовался:
– Слушай, а что ты там такое вопил насчет улыбки? Или мне с перепугу послышалось?
– Не послышалось. Я говорил, что нужно в «место улыбки» целить. – Фуа потрогал себя где-то в районе челюсти. – Здесь у аванка жилы сходятся. Если попадешь – он сразу ослабеет.
– Ну да, понятно. Только я в твоего аванка вообще попасть не могу. И что ты в себя пальцем тычешь? Вы с этим гадом, конечно, родственники – у обоих перепонки на лапах имеются, – но если насчет морд говорить, то они уж очень разные. Где у него «улыбка» эта? Не разглядишь. Небось, если ему стрелу в дырку в заднице засадить, тоже ослабеет? Нет уж – пока я выцеливать буду, эта тварь на месте сидеть не станет. Надо как-то по-другому с ним справляться.
– Никак с ним справиться нельзя. Нужно ждать, когда уйдет, – прошептал фуа.
– Вряд ли Глири согласится сидеть и ждать. Наверняка что-то другое порешит.
Сотник решил все очень просто. После завтрака отряд был построен, Глири прошелся перед строем:
– Хватит отдыхать. Отправляемся на лодках. Приказ командора никто не отменял. По кустам прятаться да на бережке валяться времени нет. И трусить нечего – тварь нажралась, когда еще проголодается. Все, грузитесь.
Строй не шелохнулся. Ни слова не сказали и оставшиеся чуть в стороне проводник, техник и «серый».
Глири стоял перед неровной шеренгой, заложив руки за спину, и улыбался. Кажется, ситуация доставляла ему удовольствие.
– Что, маменькины сынки, страшно? А бунтовать не страшно?
С шелестом вылетели из ножен клинки. Квазимодо едва уловил движение. Сотник мгновенно оказался у строя. Ударил рукоятями мечей в живот двум ближайшим солдатам. Те с хрипом рухнули на колени. Глири отступил, качнул в воздухе клинками:
– Это – предупреждение. Дальше буду рубить без уговоров.
«Вот смелый, ублюдок, – подумал Квазимодо, наблюдая, как покачивается в левой руке сотника бессовестно присвоенный кукри. – Один перед полусотней озлобленных бойцов и только улыбается».
