Трусцой двигаясь к лагерю, разбитому у пальмовой рощи, Квазимодо хладнокровно подумал, что вряд ли господин сотник вернется в Скара. Поход нелегкий – оступится господин офицер, в воду свалится, на колючку сядет, а то еще какая-нибудь дикарская стрела в затылок угодит.
Колеса повозок поскрипывали по песчаным колеям. Отряд двигался быстро. Окраина города и застава давно остались позади. Солдаты и носильщики шли налегке – пока вся поклажа лежала на телегах. Квазимодо шел рядом с повозкой, на которой торчала станина легкого эвфитона. Старался держаться с наветренной стороны – над парой лошадей вилось облако кусачих мух. Упряжкой правил сонный «желток». Подбородок у возницы был густо изъеден соком нутта. Вожжи того и гляди выпадут из рук. Цепочка солдат двигалась вдоль обеих обочин, прикрывая повозки. После первых боев в городе никаких нападений на силы Объединенного Флота не происходило, но порядок есть порядок. Господин сотник никаких послаблений не допустит.
Солнце припекало, но особой усталости Квазимодо пока не чувствовал. В руке копье, на поясе обычный морской шеун.[11] Слава богам, морская пехота вооружена полегче, чем солдаты. У тех на поясах одинаковые грубоватые и увесистые броарды,[12] в руках тяжелые копья с листьевидными наконечниками. Щиты пока сложены на повозки. Шуточки и подначивания по поводу появления приметного Квазимодо уже прекратились. Искалеченная рожа нового товарища перестала быть интересной новостью. К насмешкам молодой вор привык – разнообразием юмор что флотских, что армейских остроумцев не отличался.
Отряд перешел небольшую речушку. На прибрежном холмике торчал сотник. Оглядывая подчиненных, не упускал случая дать отеческий совет:
– Подтянитесь, свиньи вислоухие! Ты, жирный, если будешь так плестись, вечером у меня родишь. Блевун позорный! И дайте по яйцам этому вознице желтобрюхому. Вожжи, небось держит, а не бабу за уши. В первый день плетей попробовать захотели?
Солдаты старались принять бодрый и воинственный вид. Испуганная группа пока бездельничающих носильщиков перешла на легкую рысцу. Квазимодо тоже подтянулся, уложил, согласно уставу, древко копья на правое плечо. Жизнерадостно приподнял подбородок. Не слишком это помогло.
– Ты что лыбишься, урод беззубый?! Я тебе где приказывал находиться? Что ты гуляешь вдоль колонны, как девка у трактира?
– Согласно походному порядку, нахожусь у орудия, господин сотник. – Квазимодо показал на укрытый тканью эвфитон.
– Ты мне не бреши, полуморда рачья. Где Филин?
– Я здесь, господин сотник, – поспешно отозвался отставший солдат.
– Что, тоже погулять по бабам любишь? Завтра – в головной дозор. Проветришься, шлюхин сын.
– Да я рядом с этой Квазимордой идти опасаюсь, господин сотник. От него воняет, а на морду и смотреть стремно.
– Мне что, ему пудру купить? Не поможет. А тебе, если такой нежный, нужно было в королевские сучки идти, а не на флот. И пасть свою навсегда закрой. Ты теперь с этой полурожей в брачных отношениях. Спите вместе – жрете вместе. Скажи спасибо, что супружеский долг не заставляю исполнять.
Солдаты по соседству заржали.
– Чего веселитесь, жратва змеиная? – немедленно заорал сотник. – Вам здесь не балаганное представление. Быстрее копытами шевелите, улитки безмозглые.
Воинство немедленно заткнулось и ускорило шаг.
Сотник Глири орал на кого-то уже в хвосте обоза. Колонна заметно прибавила ходу. Даже лошади быстрее передвигали ногами.
Филин древком копья пихнул Квазимодо пониже спины:
– Ты что товарищей подставляешь, харя треснутая? Это тебе не на флагмане бока отлеживать. Здесь за такую болтовню можно и в последний глаз получить.
– А ты сам что хлебало разинул? Сотника не заметил? Лучше медуз из глаз своих пучеглазых повыковыривай да смотри в оба.
Глаза у Филина действительно были навыкате – большие, водянистые. Кто-то из солдат, идущих позади, засмеялся.
– Вечером разберемся, недоносок плющенный, – предупредил Филин.
– Если не обделаешься до этого времени, окунь снулый, – согласился Квазимодо.
Филин сплюнул и демонстративно принялся поправлять вылезшее из-под ткани чехла ложе эвфитона.
