– Что ж я буду рада, если ты составишь мне компанию. Хоть кому-то в этом доме не наплевать на меня (последняя фраза прозвучала несколько театрально). А ты, Анастасия, подумай, не потеряешь ли ты что-то очень ценное из-за своего упрямства. Потерять куда легче, чем обрести. Куда легче!
– Да, я знаю.
Лера, окрыленная тем, что я находилась в немилости, улыбнулась, бросила на меня многозначительный взгляд и выпалила:
– Я надену свое самое лучшее платье! Красное! Нет… сиреневое! Бабушка, а ты дашь мне что-нибудь из украшений? Я хочу выглядеть умопомрачительно!
– Сначала выбери платье, а с остальным я разберусь сама.
Эдита Павловна улыбнулась Валерии, а в мою сторону больше не повернула голову. Можно было вздохнуть с облегчением.
Они уехали.
Мне больше никто не навязывал общения с Павлом. Я не верила, что бабушка сдала позиции, и интуитивно готовилась к очередной «случайной» встрече. Но прошло почти две недели, а мы так и не увиделись – и это несмотря на то, что Эдита Павловна, оттаяв, дня через три вновь стала брать меня с собой и в магазины, и на выставки, и в гости к своим подругам. Наверное, она обозначила новый период наших несуществующих отношений и назвала его «Полезная разлука плюс ревность». Валерия частенько пыталась меня поддеть, но я не собиралась скучать по Павлу: мое сердце настойчиво и трепетно продолжало ждать возвращения Тима.
О Нине Филипповне и Бриле я думала постоянно, но в голову не приходили гениальные идеи, способные изменить ситуацию. Я знала: она любит его – и чувствовала, что он тоже к ней неравнодушен. Но почему же Лев Александрович не делает первый шаг? Даже если нет гарантий и уверенности, мужчины же приглашают женщин на свидание… Или Нина Филипповна уже столько раз отказывала Брилю, что он перестал звонить и предлагать встречу? Все было очень сложно и в жизни, и в моей голове, распухшей от всевозможных мыслей, но я надеялась: наступит подходящий момент, который позволит тихонечко вмешаться и придвинуть тетю и Бриля друг к другу хотя бы на сантиметр.
Я часами рассуждала о любви и часто рисовала четкие, красивые и удивительные картины. Есть он и она, есть между ними душевная связь, а значит… Но вот это «а значит» обозначало целый километр запятых, пробелов, скобок и кавычек. Хорошо быть храброй, когда это не касается тебя лично… Я доставала письмо, прилетевшее ко мне с Кавказа, перечитывала его, улыбалась и понимала, что, возможно, потеряю дар речи, когда увижу Тима, возможно, мои руки и ноги откажутся двигаться, а лицо покраснеет, и я буду походить на Синьора Помидора в женском обличье. Но смущение нравилось, оно теплом разливалось по телу и грело меня.
* * *
Тим приехал ночью. Почти все уже разошлись по своим комнатам и либо спали, либо готовились ко сну. Если бы не очень интересная книга о любимых мною дворцовых переворотах, я бы пропустила его появление, о чем потом обязательно пожалела, – утром было бы все не так.
Тим зашел в зал, где уже приглушили свет, и, бесшумно ступая, направился к лестнице. Знакомый рюкзак висел на левом плече, блестящие полосы на кроссовках мелькали при каждом шаге…
Он, точно почувствовав мой взгляд, повернул голову и остановился.
Я сидела в мягком кресле, напоминающем ракушку, под золоченым бра возле столика для чаепитий и широкой низкой вазы с тюльпанами. И очень надеялась, что происходящее не сон.
– Привет, Ланье, – мягко произнес Тим и направился ко мне.
– Привет, – добавив голосу бодрости, ответила я. Мурашки побежали по коже, и на миг показалось, будто я погружаюсь в кресло еще больше, да и не кресло это, а зыбучие пески. Они затягивают меня, лишают возможности нормально шевелиться…
Бросив рюкзак на пол, Тим придвинул свободное кресло ко мне и устало сел напротив.
– Поздно. Почему не спишь?
– Читаю.
– А я вернулся.
– Ага.
– Собирался рвануть домой, но утром позвонила Эдита Павловна и сказала, что в загородном доме прорвало трубы.
– Вы поедете туда завтра?
Он кивнул и посмотрел на часы. Ноль тридцать пять.
– Уже сегодня. В семь.
У бабушки было два или три загородных дома. Последний, купленный относительно недавно, располагался рядом с церковью и монастырем и за это был особо любим. Вчера я мимоходом слышала разговоры о случившемся потопе и поняла, что речь идет именно об этом доме.
