Арна означает Орлица на Скельде.
Орлица — священная птица праматери.
Асгерд заплакала, сжимая в руке янтарь…
* * *
Прошло несколько лет.
Асгерд дочь Рекьи искала новую вёльву. Искала, чтобы не занимать её место. А между тем, многие уже поставили её на это место, видя в ней не ручей, но — родник…
У них — у Асгерд, Турлога и их сына Снорри — было несколько лет.
Многим неведомо и это.
А счастье, как все знают, не вечно.
И потому однажды зимой Асгерд заблудилась в знакомом с детства лесу. Не иначе как злобные тролли заморочили ей голову колдовством. Или Маркенвальд-ётун рубил деревья в час волчьей пурги, да и привалил нехотя дочь Рекьи? Кто знает?
* * *
— Асгерд! Асгерд, милая! Асгерд!
Она была ещё жива. Но дышала тяжело, и свет её глаз — уже не вечный свет звёзд. Это неверное мерцание болотных огоньков, что готовы погаснуть в любой миг. Лицо её стало неподвижным белым настом, и лишь губы дергались, точно хотели сойтись в улыбке…
— Ту… Тур… — голос слаб, как первый лёд.
— Тихо, моя Аса! Тихо! Потерпи…
Шестеро парней суетились вокруг раненой. Был там и Ругин-гальдрар в своей хвостатой шапке, которую не снимал никогда и не перед кем. Он слыл злобным старикашкой, но сейчас это стало не важно.
— Держите здесь и здесь, — говорил колдун, помогая сам и стараясь не смотреть в глаза Турлогу, — осторожно поднимаем, дело очень плохо. Так… вот… ещё, влево… ВЛЕВО, недоумок… всё. Можно везти в дом — потихоньку, не трясите!
— Она будет жить? — вцепился Турлог в знахаря.
— Убери руки, — холодно бросил тот.
Не глядя в глаза.
Вдруг из леса вылетел комочек рыжего огня. Проскользнув между взрослыми, Снорри застыл рядом с санями. Остановились и остальные. Турлог заметил сына, но лишь молчал…
Снорри склонился над матерью. Приобнял её. Очень осторожно.
— Не уходи… — прошептал сквозь леденеющие слёзы.
— Снорри… — произнесла Асгерд громко и четко. — Не бойся, котёнок. Я всегда буду с тобой. Возьми…
Хищная птица из янтаря перешла из рук матери в ладони сына.
— Не потеряй, рыжик…
Снорри кивнул и прижался к холодеющей груди матери, но его тут же оттащили, а дальше Асгерд продолжила путь уже без него.
Сын Турлога повторял сквозь зубы "не честно! не честно!", не веря в смерть, ибо дети бессмертны. Турлог не мог вывести его из этого ступора, да он и сам был близок к припадку. Пара поколений без войны сделали вирфов излишне чувствительными к такой мелочи, как гибель близких. Только Ругин-колдун смог успокоить сына Турлога.
* * *
Асгерд не стало через три дня.
Слова "не потеряй, рыжик" были последними для неё. Оказавшись в тепле усадьбы мужа, она впала в забытье. Турлог сидел с ней трое суток. Ругин готовил зелья и отгонял зевак. Молва о том, что жена пивовара угодила под дерево, быстро обошла Норгард. В трактире "Под дубом" уже бились об заклад — выживет или нет, сколько дней протянет, и не подорожает ли пиво в связи с похоронами…
— Скажи-ка, Ругин-колдун, — сказал Турлог, — есть ли надежда? Коль нету — не вертись тут. А коль есть — что ты прячешь взор?
Ругин поднял глаза.
Чёрное пламя горело там.
И сын Дори отпрянул.
— Дело плохо, — сказал колдун. — Поврежден хребет. Ей лучше умереть.
— Избавь её от боли, если… — слова стали в горле тугим узлом.
Ругин кивнул.
…Иные говорят, что Двергар рождены из камня и столь же крепки. Уж на что крепка была Асгерд — а пришло время, и в камень вернулась из камня рожденная. Схоронили её в родовом кургане Струвингов, в Грененхофе, усадьбе Турлога. Там, где лежит прах Дори и его жены Свавы, и где первым лёг Ари, что построил Грененхоф. Пронзительно синим казалось небо в тот день, и белоснежная орлица кружила над курганом, и тоскливым был её клекот, и слёзы срывались яркими звёздами.
И даже Ругин-ворчун снял в тот день свою шапку. Ненадолго. Чтобы никто не заметил.
* * *
Снорри был удивительно спокоен, когда его мать клали в курган. Он не плакал, в отличие от своего отца. Коснулся ледяными губами ледяного лба матери, бросил в курган горсть земли и стал в сторонке, безучастно глядя, как взрослые закладывают могилу. Светлый лик матушки навеки скрылся за хмурой толщей камня. Камень кургана разрубил ребенка пополам. Одна половинка осталась в могильнике, детское сердце билось под землёй. Вторая — в свете дня, под невыносимо ярким небом, источавшим лазурное сияние. Снорри ненавидел небо за этот подлый свет. Чистый небосвод улыбался, насмехаясь над горем. Радовался гибели Асгерд. Небу было очень весело от того, что никто больше не расскажет малышу сказки, не поправит шарфик, не поцелует на ночь, не успокоит после кошмара во сне.
